Шипы желания

Уиннерс Ева

Я снова обнял ее и вдохнул ее. Я не хотел, чтобы она увидела вину в моих глазах, но она, должно быть, что-то почувствовала, потому что отстранилась, всматриваясь в мое лицо.

Хотя у нас был одинаковый цвет глаз, когда я стал старше, я, должно быть, пошел в образ отца. У меня не было ни одной его фотографии, но мама однажды проговорилась, что то, что я поделился чем-то с этим мужчиной, разбило ей сердце. Мало ли она знала, это тоже разбило мне сердце.

«Ты не поешь», — просто сказала мама.

«Я

учусь», — ответил я настолько правдиво, насколько мог.

Ее брови нахмурились. «Какие занятия? Ваши студенческие годы закончились.

«Уроки голоса. Интервальная тренировка помогает повысить точность моего голоса». Мама кивнула, но ее вопросительный взгляд остался на мне. Мы оба знали, что, если я по-настоящему не пою, уроки вокала будут бесполезны. «Я люблю петь», — вздохнул я. "Я действительно так делаю, но я ненавижу выступать на сцене в одиночестве. Знаешь, когда ты выступаешь, ты в центре внимания?» Она кивнула. «Я этого не хочу».

Мне не хотелось говорить ей, что каждый раз, когда я стоял на сцене, ко мне возвращалась та ночь. Ей не нужно было, чтобы ее терзало какое-то лишнее чувство вины.

«Но ты — единственное наследие, которое я оставляю после себя».

Я неловко рассмеялась, а моя грудь болезненно сжалась.

— Ты говоришь так, будто умираешь. Когда она ничего не сказала, я напрягся и взглянул на нее еще раз. Она выглядела, как всегда, великолепно — красиво и захватывающе, — но ее кожа побледнела, а под глазами появились темные тени. — Мам, ты в порядке?

Губы мамы изогнулись. "Конечно. Я просто волнуюсь».

"О чем?"

"Ничего важного."

Прошли месяцы с тех пор, как я был там, но мне показалось, что прошло больше времени. Легкость, которую я приписывал ей, исчезла, и на ее месте появилось что-то незнакомое.

Я взглянул в окно на незнакомый пейзаж. — Мы не собираемся в поместье?

Моя мать, известная оперная певица, последние десять лет жила в Испании в качестве любовницы главы Миньянко — испанской мафии — под его защитой. Эмилиано Ортега, ее любовник, был причиной того, что она смогла позволить себе элитную школу-интернат и частный колледж для меня. Она зарабатывала хорошие деньги как певица, но недостаточно, чтобы поддерживать свой роскошный образ жизни и мое частное образование.

До того, как он появился и стал постоянной частью жизни моей мамы, я помнил, что ее любовники были богатыми и щедрыми, и что мама держала меня в основном вне поля зрения, утверждая, что я дочь ее покойного лучшего друга. Мужчины были слепы достаточно, чтобы поверить в это, и настолько очарованы, что не задавали много вопросов.

Конечно, мои лучшие друзья знали правду. Однажды я поскользнулся и затем поклялся хранить их в тайне. Учитывая секреты, которые мы хранили друг для друга, это было легкое обещание, данное и сдержанное каждым из них.

«Не в этот раз», — сказала она. «Я хочу, чтобы вы все были одни. Как в старые добрые времена».

Меня охватило тепло. Было много дней,

когда мы убегали, прятались и жили в страхе, но я хорошо помнил те дни, когда она будила меня на рассвете, чтобы я пошел купаться. Или она удивляла меня в школе букетом цветов, приглашая меня пораньше сделать маникюр.

Пока все не изменилось, конечно.

Вскоре машина остановилась перед отелем Alfonso XIII, роскошным отелем в самом сердце Севильи, и мы направились в люкс на верхнем этаже.

«Ну, это похоже на дежавю», — пробормотала я себе под нос, вспоминая свою однодневную связь.

— Что это было, Афина? — спросила мама.

Я махнул рукой. "О ничего."

«Я до сих пор не могу поверить, что ты здесь», — сказала мама. «Мы можем узнать, чем ты занимаешься, и поговорить о твоей маме. Я скучаю по ней так сильно. Ты тоже должен.

Я сглотнул, натянуто улыбнувшись. Некоторые вещи никогда не менялись. "Я делаю."

Я ненавидел это притворство, но обойти его было невозможно — не тогда, когда ее телохранитель стоял так близко и, вероятно, получал зарплату, подписанную главой испанской мафии.

Лифт звякнул и въехал в роскошный гостиничный номер. Ее охранник пошел вперед, и мы вышли, ожидая, пока он пройдет. Вернувшись, он коротко и бессловесно сказал ей: кивнул и вернулся в лифт, а затем исчез из поля зрения.

Мы с мамой вздохнули, переглянулись, и она улыбнулась.

«Давай, выбери комнату, которая тебе нужна. Я приготовлю нам чашку кофе».

Я прошел через каждую из спален и выбрал первую, из огромного окна которой открывался вид на Севилью. Я бросил сумку на багажную полку и присоединился к маме на кухне.

Она протянула мне мою кружку, и мы устроились рядом на мягком льняном диване. Мама улыбнулась мне поверх края своей кружки.

— А теперь расскажи мне причину этого внезапного визита.

Я выдохнул. — Ну, я скучал по тебе.

Она наклонила голову. «Вы скучали по мне раньше, и это не побудило вас к визиту».

Она была права. Мы всегда делали это таким образом, чтобы обеспечить нашу безопасность. Я приготовился к разговору, который нам предстоял. Моя мама ненавидела говорить об определенных событиях, особенно о чем-то неприятном. Но мне нужно было знать, как далеко она зашла с Мануэлем Маркетти, а поскольку он был косвенно связан с ее ужасным нападением, а впоследствии и со мной, мы будем вынуждены пойти туда.

Я неловко прочистил горло. «Я думал о… прошлом».

Ее брови изогнулись. "Прошлое?"

Я посмотрела вниз и стряхнула воображаемую пылинку с джинсовых шорт. Я всегда одевался при встрече с мамой, не желая привлекать к себе внимание.

— Да, я думал о той ночи, когда на нас напали те люди, и… и о том человеке, который поймал тебя на том, как ты синхронизируешь губы. Мужчина, с которым ты тогда встречалась.

«Почему ты спросил меня об этом спустя столько лет?»

Я поставила чашку на кофейный столик и заправила прядь волос за ухо.