Шипы желания
Шрифт:
— Пока мы этого не сделали, — прошептал я. «В безопасности», — добавил я, вспоминая ту ужасную ночь.
«Пока мы этого не сделали».
ДЕСЯТЬ
МАНУЭЛЬ
я
бросил куртку на одно из мягких шезлонгов в моей комнате и сел на край кровати с телефоном в руке, слушая монотонность Джованни Агости о каком-то вопросе с поставщиком. Я действительно был не в настроении иметь дело с новыми неудачами.
—
Какого черта Аттикус постоянно появлялся повсюду?
«Он пытался связаться с нашими контактами?» — спросил я, сжимая переносицу.
«Это самая странная часть». Голос Джованни звучал устало. Казалось бы, не только я один страдал от недостатка сна. «Он этого не сделал. Он спросил об одном… исполнителе.
Я усмехнулся — конечно, он так и сделал. — Может быть, его любовница?
Аттикус был известен тем, что держал несколько женщин для собственного удовольствия. Он определенно был похотливым стариком.
"Может быть. Хотя, кто бы трахал этого старого ублюдка, я не понимаю.
«Его богатство и имя не знают границ», — пробормотала я, в отчаянии закрывая глаза. Я слишком устал для этого дерьма. «Многие женщины идут на это дерьмо».
— Ну, я не думаю, что он искал любовницу.
"Что заставляет вас так говорить?"
«Он спросил о конкретной женщине, которая выступала в Римском оперном театре около десяти-одиннадцати лет назад. Кажется, ему было любопытно, есть ли у нее от нее ребенок». Что-то толкнуло меня в дальний угол моего сознания, но прежде чем я смог сосредоточиться на этом, продолжил Джованни. «Триады, должно быть, преследуют этого идиота, потому что они тоже появились».
Уголки моего рта приподнялись. — Я полагаю, ты о них позаботился?
Зная Джованни, он, вероятно, содрал с них шкуру живьем.
— Да, но я оставил несколько для тебя.
— Как великодушно с твоей стороны, — невозмутимо произнес я, потянувшись за своей выброшенной курткой. «Сообщите мне свое местоположение. Я буду там через час. Не заканчивай их без меня».
«Не волнуйтесь, мы уже наелись. Последние три — все ваши».
"Мы?"
«Призрак и я».
Я не должен был удивляться. Призрак был лучшим следопытом в Омерте. — Увидимся через некоторое время.
Выходя из дома, я поймал свое отражение в зеркале прихожей. На моем теле не было татуировок, за исключением единственной на спине — черепа, обернутого шипами и розами. Это была татуировка Омерта, свидетельство обучения, которое я прошел, ее символ смерти, жертвы и клятвы, идеальное изображение ее значения.
Вся эта работа неизбежно изменила меня. Мне часто снилось, что я тону в крови, как она наполняет мой рот и душит меня. Сны начались еще тогда, когда я видел, как убивали всех, кого я любил. прочь — мои родители, которых я почти не помнил, мой брат и брат Энрико.
Это была причина, по которой я так и не женился. Это была причина моего отсутствия приверженности. Это была причина, по которой я не создал семью. Я видел
Поэтому я согласился на мимолетные броски, становясь сильнее и жестокее. Я прошла через все трудности с Энрико, поддерживая его так же, как и мою. Ужасные задания, которые мы выполняли, закалили нас обоих.
Пытки и убийства стали моей второй натурой, работой, которую я научился любить. Это принесло мне уважение и страх со стороны врагов. То, что мне нужно было сделать, чтобы оставаться на вершине, тяготило мою душу, образуя порочный, бесконечный круг. Не то чтобы я верил, что мою душу можно спасти.
Все это обеспечило выживание имени Маркетти. Вот что для нас значила семья: защитить себя любой ценой. Но за это пришлось заплатить цену — место в первом ряду, смерть и отсутствие отдыха. Большую часть ночей я спал максимум три-четыре часа.
До той ночи, когда она была у меня . Таинственная Афина. Я уже много лет не спал так крепко.
Спустя один полет на вертолете я вошел в склад, где Джованни Агости и Призрак случайно играли в кукурузную дыру, в то время как трое мужчин свисали с потолка. Металлический запах наполнил пространство и мои ноздри, пол был липким под кожаными ботинками.
Меня удивила не лужа крови по всему полу и не мужчины, свисающие с потолка, а скорее двое взрослых мужчин, играющих в игру — причем в американскую игру.
«Ma che cazzo ?»
Оба они подняли головы.
— Это заняло у тебя достаточно времени, — пробормотал Джованни. — Я думал, ты совершил кругосветное путешествие.
Я боролась с закатыванием глаз — мне потребовалось два часа от двери до двери, но я не собиралась с ним спорить. "Что ты делаешь?"
«Играем в кукурузную дыру», — невозмутимо произнес Призрак. «Нам было скучно».
«Я знаю, что это такое, но не могли бы вы найти итальянскую игру, в которую можно поиграть?»
Они оба фыркнули.
«Мы родились в Штатах», — пробормотал Джованни. «То, что мы находимся на итальянской земле, не означает, что мы не можем наслаждаться футболом, бейсболом и корнхолом. Подайте на нас в суд.
«Я бы не слишком гордился этим дерьмом», — сухо парировал я.
— Не начинай всякой ерунды, — пробормотал Призрак. «Мы знаем, что вы обиделись, потому что футбол — это спорт для девочек, а футбол — для мужчин».
Я усмехнулся.
«Мы, итальянцы, верим в единственный настоящий футбол. Знаете, то, что вы, ребята, мясните и называете футболом. Это не футбол».
Призрак фыркнул. «Для меня это похоже на футбол».
Трое оставшихся в живых мужчин следили за нашим разговором широко раскрытыми глазами.
— Итак, господа, что вы думаете? — спросил я, сосредоточившись на них, засунув руку в карман костюма от Бриони. «Футбол или футбол?» Их глаза вылезли из орбит, а рты открывались и закрывались, как разинутая рыба. Я бросил взгляд через плечо. «Они говорят по-английски, не так ли?»