Широкое течение
Шрифт:
дели бы гигантскую подкову из бронзовых человеческих
тел, прочно блокировавшую море.
Больше недели жила Таня Оленина у моря, посве¬
жела, похорошела, загар нежно позолотил ее кожу.
Каждое утро Иван Матвеевич Семиёнов, весь в бе¬
лом, в широкополой соломенной шляпе, с ситцевым цве¬
тистым зонтиком, являлся к дверям Таниной палаты и
терпеливо ждал.
Соседка Тани, ивановская ткачиха, лукавая и смеш¬
ливая Маруся, выглянув
кой:
— Танечка, вас уже поджидают. — И удивленно по¬
качивала головой:— Вот это поклонник: вроде конвой¬
ного, по пятам ходит... — И однажды, присев перед Та¬
ней на корточки, предложила заговорщицким тоном: —
Давайте убежим от него, хотите? Выпрыгнем в окошко —
и в море, на моторке кататься, а то в горы за ягодами?..
Таня невесело улыбнулась, мысленно говоря ей:
«Какое там окошко! А привыкать кто будет?..»
Она машинально складывала в сумку полотенце,
книжку, купальный костюм, шапочку, темные очки и по¬
кидала палату.
При ее появлении Семиёнов весь вздрагивал, точно
наэлектризованный, ноги как-то костенели, не сгибались,
он внимательно и с заботливой тревогой справлялся об
одном и том же:
— Как вы себя чувствуете, Таня? Здоровы? Загар не
беспокоил? На какой пляж пойдем? —- Затем брал у нее
из рук сумку, давал ей зонтик, и они молча ступали по
ковру вестибюля к выходу.
И тут с высоты лестницы открывалась хватающая за
сердце красота — море! — всегда неповторимо разное,
всегда волнующее. Вся отрада Тани была в нем: она с
наслаждением ныряла в светлозеленоватую, точно рас¬
плавленное стекло, воду, уплывала подальше от шумных
людей, от монотонного голоса Ивана Матвеевича, ложи¬
лась на волну и разбрасывала руки. Так, не двигаясь,
подолгу качалась она, глядя сквозь сощуренные ресницы
в пронзительную небесную голубизну, откуда зовуще
махали ей крылом чайки. Обласканная водой и солнцем,
она с умилением вспоминала Москву, цех, который от¬
сюда казался обновленно-чистым, сияющим, вспоминала
Фирсоновых, Антона и ощущала на губах солоноватый
привкус воды, а может быть, слез.
Потом она возвращалась на берег, вся в светлых
каплях, отражающих лучики света, ложилась на разост¬
ланное полотенце и продолжала читать или сооружала
из песка и гальки игрушечные крепости. Иван Матвеевич
садился подле, обхватывал острые колени руками, со-
щуренно глядел из-под шляпы на играющее бликами мо¬
ре, на столбы дыма, расставленные по горизонту
ходами, и как будто обиженно говорил:
— Посмотришь на эту таинственную пустыню — мо¬
ре, представишь его бездонную пучину и чувствуешь се¬
бя полным ничтожеством: так оно подавляет тебя своим
величием, своей грозной силой. Человек перед ним —
лишь одушевленная песчинка: была и нет — сдуло вет¬
ром времени. А оно, море, вечно! Даже вот этот каме¬
шек переживет нас с вами: до нас трогало его множест¬
во рук, и после нас кто-то новый, незнакомый станет ка¬
саться его, гладить... А нас уж и в помине не будет...
Таня попросила умоляюше:
— Иван Матвеевич, милый, не надо, ну, пожалуйста,
не надо, все это я уже слышала от вас, да и читала
где-то. Зачем вы так принижаете человека? Должно
быть, это у вас идет от эгоизма... Почему вы не рассуж¬
даете по-другому: человек выше моря, потому что он
сам создает моря, значит он не песчинка.
Тонкие губы Семиёнова шевельнулись в снисходитель¬
ной улыбке:
Если вы имеете в виду Рыбинское так называемое
Море, то ведь это не море, а лужица, из середины кото-
рой видна колокольня... Но поскольку вы меня просите
не распространяться на эту тему, я покорно молчу,
Татьяна Ивановна... Только вы не дослушали до конца
я мою мысль. Что касается того, что человек якобы соз-
дает моря, так это, простите, чепуха, как если бы вы,
льстя себе, как человеку, заявили, что человек создает
планеты по своему усмотрению... Вот на этом берегу, где
у мы имеем счастье загорать, жили до нас целые народы:
одни вымирали, другие перекочевывали к иным берегам,
I а на их место селились новые; происходили битвы, мор-
водец Ушаков водил эскадры. Где-то тут тосковал Пуш-
кин. Бродил с посохом странника наш Максим Горький,
которому смеялось море. Ну, и ещё, раз-два и обсчёлся…
А мы с вами? Кто будет знать о нашем пребывании
здесь?
Таня разрушила крепость, кинула камешек в воду,
сказала, безнадежно вздохнув:
— Не понимаю, зачем людям знать о вашем пребы-
вании на курорте... Но уж если вы хотите, чтобы о вас
Щ непременно знали, тогда... прославьтесь, что ли... совер-
шите что-нибудь, сделайте открытие...
Семиёнов прервал ее:
— Об этом я уже думал... Для этого необходимо,
Татьяна Ивановна, быть первым. А это невозможно —
все первые места заняты...