Широкое течение
Шрифт:
схватил Антона за плечи, силой посадил на стул.
— Что вам от меня надо? — угрюмо спросил Антон.
— Сколько раз говорили тебе: иди учиться, — потре¬
бовал Безводов. — В вечернюю школу поступай.
— Что ты мне все тычешь: учиться, учиться... А если
я не хочу учиться? Ну? Сам-то ты учишься? Думаешь,
техникум окончил, так и образован со всех сторон?
Безводов сел, в замешательстве глядя на Антона. Тот
смягчился, проворчал:
—
Дарьин возразил не без гордости:
— У меня работа не легче твоей, а потрудней, пожа¬
луй. Но я учусь на курсах мастеров. Володя поступает в
вечерний институт.
— Занятия в школе давно начались — не примут,—с
грустью сказал Антон, понимая, что товарищи тысячу раз
правы, что он должен не возражать им, не сопротивлять¬
ся, а благодарить их за участие, за поддержку; как бы
рассуждая сам с собой, он повторил с беспокойством: —
Нет, не примут меня.
— Устроим! Через Алексея Кузьмича устроим, — за¬
верил Володя.
Посидели молча, не двигаясь, как бы считая подзем¬
ные толчки, — внизу били молоты.
6
Неуверенно вошел Антон в школу рабочей молодежи.
Тишина, пустота и полумрак в коридоре заставили его
насторожиться. Отогнув воротник пальто и сняв фураж¬
ку, он неслышно, почти на цыпочках, прошел к столику
у стены, где сидела дежурная, склонившись над раскры¬
той книгой, и спросил шопотом:
— Где можно видеть директора?
— Дмитрий Степанович сейчас на уроке, — ответила
дежурная и, взглянув на будильник, посоветовала: —
Посидите, через пятнадцать минут я дам звонок на пе¬
рерыв.
Антон сел. Покой, монотонный голос учителя за
дверыо, невнятное ощущение множества примолкших
людей в классах напомнили детство, хитрые ученические
проделки, чехарду в коридорах, игру в снежки, чтение
исподтишка под партой истрепанных книжек про погра¬
ничников, про Чкалова — все хотели быть летчиками; ти¬
шина здания точно взрывалась, наполняясь неистовым,
распирающим стены гулом, звоном, топотом сотен рысис¬
тых ног... Антон улыбнулся, как бы услышав издалека
угасающий звон веселых колокольчиков тех далеких и
милых лет. Садиться вновь за ученическую парту было
непривычно.
Антон и сейчас ждал такой же суматохи и разноголо¬
сицы, когда дежурная нажала кнопку звонка. Но звон
рассыпался по этажам и затих, а тишина все еще оста¬
валась неколебимой. Только спустя некоторое время
классов стали появляться ученики: скупые на улыбку
парни с утомленными лицами и медлительными движе¬
ниями останавливались у лестницы покурить; девушки
неторопливо прохаживались по коридору, с деланым без¬
различием глядели в окна, где за стеной огромный город
жил вечерней жизнью.
И Антону жадно захотелось так же вот, жертвуя ве¬
селыми вечерами, сидеть в классе, слушать учителя, ре¬
шать задачи и возвращаться домой каждый день новым,
обогащенным.
Но, глядя на директора школы, Дмитрия Степанови¬
ча, высокого, угрюмого старика, который не спеша шел
среди учеников, подумал с тоской и страхом: откажут.
— Идите скорее за ним, — сказала Антону дежурная,
когда учитель, пропустив впереди себя худенькую, с чер¬
ной челочкой женщину, вошел в свой кабинет.
Приоткрыв дверь и спросив разрешения, Антон вошел
следом за ними.
— Я хочу поступить в школу, — проговорил он, оки¬
нув взглядом стопки книг и глобус на столе.
Дмитрий Степанович устало и равнодушно ответил:
— Прием закончен.
Антон качнул головой и, как бы соглашаясь с ним,
сказал упавшим голосом:
— Я же говорил, что не примут... — и продолжал
стоять посреди кабинета, теребя в пальцах фуражку, с
сожалением думая, что пройдет еще год без пользы.
Учитель и учительница тоже хранили молчание. Ан¬
тон жалобно и с надеждой взглянул Дмитрию Степано¬
вичу в глаза и покоряюще просто попросил:
— Примите меня, пожалуйста... Мне очень надо под¬
учиться, честное слово!
Учителя переглянулись, едва приметно улыбнулись,
Дмитрий Степанович пожал плечами. Антон стоял молча¬
ливый и понурый.
— В какой класс вы хотите? — спросил учитель, как
бы сжалившись над ним.
— В восьмой.
— Документы с вами?
Антон поспешно вынул бумаги и с готовностью подал
их. Дмитрий Степанович просмотрел свидетельство об
окончании семилетки, заявление, характеристику с места
работы, и лицо его смягчилось, жесткие седоватые усы,
косо свисающие книзу, шевельнулись, лохматые, ежистые
брови приподнялись, открыв потеплевшие глаза. Он про¬
вел ладонью по густому ежику, в котором будто навсегда
застрял дым или осел туман, и проговорил молодым ро¬
кочущим басом: (
— Право не знаю, что с вами делать? — повернулся к