Широкое течение
Шрифт:
зывает, накидочки и скатерти поправляет... Я дальше
дивана и не хожу. И то она ворчит, что во сне я много
ворочаюсь, пружины порчу. Сильно не любит, когда я с
ночной смены прихожу, ругается... — Смахнул со лба ка¬
пельки пота, добавил: — Когда у приятелей ночую, а уж
если нельзя, так... в цехе остаюсь. Тетка обижается, что
денег я мало ей даю. А у меня самого их нет.
— А почему у тебя нет их? — быстро спросил Володя.
— Сам
приходится на руки две-три сотни.
— А почему норму не выполняете?
— Это бригадира надо спросить, Саляхитдинова, он
лучше знает. — Подумал и прибавил: — Уйду я от него.
Кипит, как самовар, а толку чуть... Вообще уйду из куз¬
ницы.
— Ты говоришь, что две-три сотни на руки получа¬
ешь, так? Но ведь получка была позавчера, куда ты де¬
вал деньги?
Сарафанов глядел в тарелку, часто мигал, потом свел
брови, хотел что-то сказать, но промолчал, потянулся за
киселем.
— Ты к кому ходишь в общежитие-то?
— К Варлагану, прессовщик он.
Безводов откинулся на спинку стула, вздохнул.
— Понятно. Допивай кисель, сейчас перерыв кон¬
чится.
Наутро Безводов, дождавшись секретаря партбюро,
рассказал ему о Сарафанове.
— Надо что-то делать с этой бригадой, Алексей Кузь¬
мич. Вызовите Саляхитдинова еще раз, они оба уходить
собираются, — заключил Володя с беспокойством.
Фирсонов сидел за столом, протянутая рука его лежа¬
ла на телефонной трубке, но не снимала ее, гладко вы-
бритое лицо дышало свежестью, покоем, синие глаза чуть
сощурены: он решал какую-то сложную задачу.
Несколько раз пытался ои вызвать Саляхитдинова на
откровенную беседу, но всегда терпел неудачи. Кузнец
влетал в комнату заранее накаленный, ощетинившийся,
нелюдимо вставал у двери и, уставившись на него диким
взглядом, отрывисто спрашивал:
Ц — Зачем звал, секретарь?
— Садись, Камиль', — предлагал Алексей Кузьмич
¦ . дружески.
— Не хочу садись, —• отвергал Саляхитдинов и, багро-
'вея, выпаливал без передышки: — Хочешь в душу мою
глядеть? Гляди! Вот она! Не хочу работать, уйду из це¬
ха! Металл другим дают, много «кроватей» металла да¬
ют— куй, а мне не дают — я стой! Наладчики, мастера,
слесари к другим идут, ко мне не идут — Саляхитдинрв
плохой. У других нагревальщики — держись! У меня Са-
^ рафанов — шайтан, лентяй. Как тут норму гнать! Живу
;'$/ в общежитии — знаешь, сколько людей? Шестьдесят че-
| • ловек людей, а комната одна! Хорошо это? Невеста есть,
жениться
^ секретарь! Можешь помочь Саляхитдинову? Можешь
дать комнату?
— Нет, сейчас не можем, — отвечал Алексей Кузьмич.
Кузнец возвышал голос:
— А зачем звал, если не можешь? Слова слушать,
Ш обещания слушать — не хочу, не буду! — И выскакивал,
Щ исступленный.
— Замечай, Володя, — заговорил Алексей Кузьмич и
отнял руку от телефона, — когда человек не любит свою
профессию, то работа у него, как правило, не клеится, и
цех и завод ему не нравятся. А не любит он ее потому,
что она не дает ему радости, ну и заработка, конечно,
то есть материального достатка. Надо помочь ему полю-
бить профессию, чтобы работа стала его потребностью,
без которой он не смог бы жить, как без хлеба, без воз-
духа.
— Но как это сделать?
— Погоди, сейчас придет Василий Тимофеевич, посо-
ветуемся.
Старший мастер вкатился в комнату, грузно рухнул
на стул и блаженно заулыбался, шумно отдуваясь.
— Бывало, я любую лестницу одним приступом брал,
как орел взлетал, а теперь отяжелел. — Он снял с голо¬
вы кепку и стал обмахивать ею горячее лицо.
— Надо спортом заниматься, дядя Вася, — улыбнув¬
шись, сказал Володя.
— Хорошо бы, да, гляди, парень, опоздал — уста¬
рел. — Всем корпусом повернулся к Фирсонову. — Зачем
звал, Алексей Кузьмич?
— О бригаде Саляхитдинова хочу потолковать.
Старший мастер поморщился:
— Хватит уж пестовать ее — распустить пришла пора,
да и только...
— Распустить легче всего, Василий Тимофеевич. Это
всегда успеется.
— А что делать? Я, гляди, парень, к ним по всяко¬
му— и лаской, и сказкой, и таской, и ругал, и угрожал,
только наизнанку не выворачивался. Станешь говорить, а
татарин этот как распалится, замечется, — не рад будешь,
что связался...
— Надо помочь им в этом месяце выполнить норму
и хорошо заработать, — сказал Фирсонов и засмеялся,
когда Самылкин протестующе вскочил.
— Это невозможно!
— Ты ведь не пробовал.
— И не стал бы пробовать! Но если ты просишь —
могу, — нехотя согласился Василий Тимофеевич. — Но,
гляди, ребята, предупреждаю: все это не в коня корм.
Самылкин ушел, и Фирсонов сказал Володе:
— А Сарафанова надо бы поселить в общежитие, по¬
ближе к хорошим, крепким ребятам, — скажем, к твоему