Широкое течение
Шрифт:
Она с сомнением хмыкнула и отвернулась.
Прошел первый урок, второй, третий, начался четвер¬
тый... Заложив книгу пальцем, Дмитрий Степанович то
прохаживался возле доски с картой, то останавливался у
стола, и в классе монотонно звучал его сочный басок...
Постепенно веки Антона стали набухать, наливаться
свинцом — настолько отяжелели, что тянули всю голову
книзу; фигура учителя, расплываясь, неясно отдалялась
и уменьшалась,
клейкий туман дремоты его рокочущий голос:
— Восточные славяне занимались земледелием... Лю¬
ди выжигали леса, корчевали корни деревьев, взрыхляли
почву... Гончарное производство, охота... — слышалось
Антону; он высоко поднимал брови, чтобы поддержать
веки, но они опять мучительно-сладко слипались.
Изредка Дмитрий Степанович умолкал и поверх ро¬
говых очков скользил взглядом по рядам учеников, по
их лицам, вдумчивым и утомленным, полным спокойного
осмысленного внимания, замечал на партах усталые от
работы руки с карандашом в загрубелых пальцах; мно¬
гие из этих взрослых работящих людей — отцы семейств;
жертвуя временем, покоем, отдыхом, они изо дня в день
приходят сюда, терпеливо проводят в классе вечера, для
того чтобы немножко больше знать. И Дмитрию Степа¬
новичу страстно хочется отдать им все свои знания, обо¬
гатить их душу, насытить ум.
Но вон там сзади чья-то голова упала над партой и
не поднимается, другая голова скользнула по руке вниз,
вскинулась и оперлась подбородком на ладонь, чьи-то
глаза медленно-медленно закрываются, и пальцы роняют
карандаш.
«Засыпают, устали, еще не втянулись», — думает он с
отеческой нежностью, и в сердце предательски закрады¬
вается сентиментальная старческая жалость к ним.
Дмитрий Степанович, скрывая под висячими усами
улыбку, откладывает книгу и неожиданно громко и гроз¬
но командует:
— Встать:
Антон вздрогнул, вскинулся бессмысленно, вытара¬
щив глаза. Послышался шорох, стук, возня поднимаю¬
щихся людей. Ученики непонимающе глядели на учителя.
— Повторяйте за мной, — приказал он и выбросил
руки вперед. — Раз!
Класс с удивлением повторил его движение. Дмитрий
Степанович, быстро согнув руки в локтях, прижал кула¬
ки к груди:
— Два!
Раздались глухие удары десятков кулаков в грудь.
Учитель выбросил руки вверх:
¦ . — Три!
Взлетели ввысь широкие, увесистые ладони и снова
гулко стукнулись в широкие груди.
— Четыре!
— Еще раз повторим, —
два, три, четыре! Быстрей! Раз, два, три, четыре! Еще
быстрей! Раз, два, три, четыре!
С шумом мелькали взмахи, в единые вздохи слива¬
лось учащенное дыхание, глаза искрились смехом. Ка¬
кая-то девушка в заднем ряду не выдержала, срываясь,
тоненько взвизгнула, за ней несмело прыснули двое-трое,
их громко поддержала одна половина класса, потом со
всей силой зарокотали мужские басы. Смех гремел буйно
и раскатисто; скромно посмеивался в усы и Дмитрий
Степанович, поглаживая дымчатый ежик волос,
— Теперь хотите спать? — спросил он устрашающим
тоном.
— Теперь не до сна, Дмитрий Степанович, — отклик¬
нулось несколько голосов.—Теперь на беговую дорожку
впору.
— То-то! Вы у меня живо отучитесь спать на уро¬
ках, ворчливо грозил он, беря книгу. — Я вам покажу
сон!.. Карнилин, идите к карте, будете ответ держать.
П чем я говорил? Чем занимались восточные славяне?
Я только что объяснял...
Антон взглянул на карту, всю изрезанную извилисты¬
ми линиями, странную, не похожую на современную —
она ничего ему не говорила. Смущенно потоптавшись,
взял указку, покосился на Марину Барохту — девушка
наблюдала за ним пытливо, как бы поддразнивающе,—
сознаваться, что проспал, не хотелось.
— Чем занимались? — повторил он вопрос, напрягая
ум. — Простые люди, славяне или какие другие народно¬
сти всегда, во все времена работали, трудились, Дмитрий
Степанович... А что они могли делать?.. Я думаю, землю
обрабатывать, леса корчевали, хлеб сеяли, рыбу ловили,
если у воды жили, охотились, наверное... Какие ремесла
были?.. — Антон остановился, подумал, гладя указку,
вспомнил слова Фомы Прохоровича и разъяснил убежден¬
но: — Конечно, тогда и в помине не было электриков,
фрезеровщиков, радиотехников, конвейеров, заводов-авто¬
матов. А вот кузнецы были. Были, Дмитрий Степано¬
вич, стояли у горна, у наковальни, стучали молотками,
ковали: для землепашца — лемех, для воина — меч.
И еще раньше были кузнецы... Наша профессия идет,
можно сказать, из седины веков... И до сих пор не уте¬
ряла она своей важности, значимости.
Дмитрий Степанович, улыбаясь, негромко крякнул,
тронул усы и позволил Антону сесть, а Марина Барохта,
встречая Антона, удивленно отметила:
— Вывернулся-таки!..