Школа Добра

Ли Марина

– Нет.

Александр, не сбиваясь с ритма, провальсировал меня в белую зону, остановился у колонны и ультимативно сообщил:

– Нам надо поговорить!

Я только рот возмущенно открыть успела, как меня кто-то сзади за локоток схватил и возмущенным голосом рыжего Микаэля произнес:

– Немедленно убери руки от моей невесты!!!

"Он-то как меня узнал?!" – удивилась уже привычно, а Александр вытянулся в струну, глядя на то, как Мика шагнул вперед. Что же касается меня, то я двумя руками схватилась за живот и пропищала:

– Ой! Мне срочно... надо!

И

вообще никак не реагируя на бешеное Александровское "Стоять!", ка-ак сиганула прямо в танцующую толпу. А Виног, не оправдывая моих ожиданий, не остался выяснять отношения с Микаэлем, он за мной припустил.

Не знаю, как бы поступил на моем месте кто-то другой, а я прошипела испуганно:

– Вепрь! Убью тебя!! Сейчас!!!

И Вепрь вступил в игру, просто выпрыгнув из моего рукава на пол, мне же оставалось только истеричным голосом завопить, привлекая внимание вальсирующих пар:

– Мыыыыыыыыышь!!!!!!

Это было сногсшибательно! Феерично! Умопомрачительно и просто шикарно! Все дамы завизжали слаженно, словно повинуясь движению руки невидимого дирижера, даже те, которые стояли метрах в десяти от меня, даже те, кто в этот момент только входил в зал, даже те, которые еще не поняли из-за чего весь шум. А когда поняли, то звуковая волна пошла в обратном направлении, от стен в центр. Когда вторая звуковая волна достигла своего апогея, часть женщин вскочила на руки к своим кавалерам, тем самым еще больше оглушая их. Другая часть предсказуемо упала в обморок. А что? Я бы, наверное, тоже упала, если бы увидела полевую мышь, которая бегает по залу, время от времени встает на задние лапки и превращается в плохого актера, пытаясь испугать своим писклявым:

– Рррррррыыыыырррр!!!!

Кто-нибудь слышал, как рычит мышь? Это неимоверно смешно, честное слово! Я поэтому даже не пыталась сдержаться, я захохотала, присев на корточки, чтобы Александр в беснующейся толпе не смог меня заметить. А Вепрь все бегал и бегал, распугивая истерящих дам своим серым тельцем. И я уже готова была упасть на пол, прижав руки к животу, потому что зрелище было совершенно уморительное, когда в дело вступила Аврора и заготовленные нами ловушки.

У части суетящихся на пятачке для танцев людей расстегнулись все пуговицы на одежде. О, да! Аврора – гений бытовых заклинаний. Но и мы не лыком шиты, цикличность – моё все. Поэтому все расстегнутые пуговицы, к ужасу владельцев костюмов, начали застегиваться... В этот момент над толпой раздалось Виноговское:

– Йййййййулааааа!!!!!

И почти одновременно папино:

– Пррррринцесса!!!

Ну, насчет папы-то все понятно. Он же придворный маг. Он мои заклинания примитивно видит, но Александр-то как догадался, что это я свою ручку к застегиванию приложила?

– Мутит что-то их темнейшество!! – подумала я.

– Сговорился с моими! – добавила полушепотом.

– Не прощу никогда в жизни, – заключила мысленно и активировала последние ловушки, которые содрали со всех присутствующих мужчин штаны.

Аврора настаивала на том, чтобы я в плетение заклинания вложила не только штаны, но и нижнее белье, но я, если честно, смутилась и испугалась. Ей хорошо предлагать, а мне было немного боязно оказаться в толпе полуголых мужиков.

Я говорила о том, что в зале совершенно точно присутствовал невидимый руководитель хора визжащих? Нет? Он точно был. Потому что дружный женский писк гармонично соединился с недружным и разнобойным мужским матом, а потом все вдруг и разом почему-то прокричали:

– Убью!!!!!!!

И Вепрь немедленно, шмыгнув по ноге, спрятался в приготовленный заранее на моем чулке карман. Предатель!

И тут раздалось первое "Бом!".

– Боги, как же вовремя! – подумала я, а все остальные женщины на балу представили, видимо, что случится с ними, если они останутся в одной комнате с мышью в темноте...

И начался такой кошмар, что я была вынуждена признаться себе, что прав был Виног, когда уговаривал меня ничего не устраивать.

Не помню сколько "бомов" отсчитали часы до того, как зал погрузился в очередную, запланированную несчастным Евпсихием Гадовичем темноту, но мне за это время удалось преодолеть ровно три метра, а потом в ухо жарким Виногвским голосом прошептали:

– Ну, ты у меня получишь! – и я на самом деле испугалась. И рванулась изо всех сил из крепких рук, которые отпускать меня не собирались, а наоборот, обвились вокруг, сжали и лишили мыслей, слов и стремлений к свободе.

– А-а-лекс... – выдохнула я последний воздух из легких.

– Я, – согласился Александр и позволил мне вдохнуть немного воздуха, убрав одну руку, для того... чтобы подтянуть штаны. Мамочки, дернулась изо всех сил, пытаясь вырваться, но куда там! Коварное темнейшество держало крепко. Мало того, предупредило громко и явно не меня:

– Пустишь в ход зубы, оторву хвост!..

И после этих слов Виног улыбнулся, нагло глядя мне в глаза, опустил правую руку вниз и... обещающе, предупреждающе и вероломно там все сжал.

А бедная и испуганная я ахнула, дернулась, и... и уступила место какой-то другой, совершенно не знакомой мне Юле, которая провела кончиком языка по нижней губе и простонала:

– Правда?

А потом, к моему ужасу, обняла их темнейшество за шею и прижалась грудью. И в синеющие за золотой маской глаза заглянула томно.

Виног моргнул и неожиданно сиплым голосом спросил:

– Ты что творишь?

А я не знаю. Потому что это не я, я так не умею, не льну к симпатичным темным личностям, не улыбаюсь призывно и не говорю растягивая слова:

– Ничего такого... Ты против?

Александр голову наклонил, повернул слегка и потянулся ко мне. И я подумала: "Сейчас поцелует!" Радостно так подумала, предвкушающе и нетерпеливо. Прямо в толпе, посреди бального зала, не скрываясь, на виду у всех. И вот точно знаю, что эта мысль должна была меня напугать до чертиков, но почему-то не напугала, я наоборот только задрожала и даже на цыпочки привстала, решив, что Виног уж слишком медлит. Медлит и не оправдывает ожиданий, потому что он вдруг дернулся, как от удара, за подбородок меня схватил и голову мою повернул, сначала вправо, потом влево, снова вправо, после чего с болезненным стоном прикрыл глаза и произнес: