Школа мастерства (сборник)

Дорогие читатели, любители поэзии!

У Вас в руках только что вышедший очередной (восьмой по счёту) сборник стихов уже достаточно известного поэта Ларисы Зубаковой. Её творчество обращает на себя внимание яркостью таланта и самобытностью выражения не только знатоков и профессионалов, но и просто влюблённых в поэзию читателей.

Мир её стихов составлен из разных, зачастую непохожих друг на друга фрагментов. Но эта мозаика каким-то непостижимым образом складывается в целостную картину бытия, которая открывается духовному взору читателя лишь по прочтении всего сборника – слишком широк охват тем и созвучий, предлагаемых автором. А её умение обнажать события и чувства в необычном ракурсе, с неожиданной стороны заставляет (нет! помогает) и читателя тоже посмотреть на мир свежим взглядом.

Но не только сюжет и мировоззренческая позиция отличает и выделяет Ларису Зубакову, как самобытного автора. Поэты – это, прежде всего, искатели красоты. И неудивительно, что её стихи свободно и глубоко дышат аллитерациями, слова легко конструируют мысли,

а образы наполнены ёмкими метафорами. Иногда стихам становится тесно в жёстких классических рамках. Тогда автор ищет и находит для себя и читателей новые формы выражения. Лариса Зубакова по мере необходимости обращается к приёмам из арсенала неоклассической поэзии. Это не всегда точные рифмы, свободный стих, верлибр, нарушение размерного ряда. Но всё это не в ущерб целостности образа, а, наоборот, чтобы сделать его более выразительным и отчётливым.

В современной поэзии это смелая, но в чём-то опасная тенденция. Но только не для поэта Зубаковой. Нужна воля, жизненный опыт, воспитание в духе традиции и здравого смысла, и ещё чувство меры и врождённый поэтический вкус. Всем этим, на мой взгляд, обладает Лариса Зубакова.

Наш век сменил век 20-й и открыл перспективы третьего тысячелетия. Все мы родом из ушедшего тысячелетия. Но если по Бродскому:

Мир остаётся лживым, мир остаётся вечным, может быть, постижимым, но всё-таки бесконечным. И, значит, не будет толка от веры в себя да в Бога. …И, значит, остались только иллюзия и дорога. И быть над землёй закатам, И быть над землёй рассветам. Удобрить его солдатам. Одобрить его поэтам, —

то, по убеждению Ларисы Зубаковой, поэтам дана Божественная возможность осмыслить и воспеть величие земного бытия, несмотря на… Вопреки потрясениям нашего неуравновешенного времени.

Беньковская Т. Е., доктор филологических наук, профессор О этот цвет и светоносная прозрачность, рождающие трепетный восторг! И время отступается, не властно преодолеть забвения порог. Я погружаю в глубину морскую, в сознании нетленной красоты, земной мечты создание живое. А качество уже оценишь ты, как волны, тяжко дышащее время, вдыхающее жадно пыль веков. Неутомимый всадник ногу в стремя вставляет – и уж был таков! У времени – полёт стрелы напевный. А у художника одна лишь страсть, и ничего во времени его уже не держит за исключением созданья своего. Стрелой, направленною в небо, — любовь! — вся в самоцветном оперенье. И вновь одно над этим миром небо — какая высь! — а сколько мест, где был и не был, смогло вместить, где облака бесшумной стаей стоят? плывут? — и в дымке сумерек растают. Уснуть… уснуть… День – золотая поволока судеб и лет. И где там смысл? И что в нём проку? Иль вовсе нет?.. Стрелой, направленною в небо, — любовь! — вся в самоцветном оперенье. И вновь душа – созданье неземное — её пронзит. К ней тайна горнею стезёю к тебе спешит, и шелеста не слышно. Какая тишь! А ночь не спит: всё видит, слышит. И точит мышь грёз золотое покрывало — калейдоскоп всего, что было, не бывало, в долине снов. Там, у слияния двух лун, на пятачке — сиянье глаз, свеченье скул. На волоске повисла без движенья даль, поник простор. На цыпочки поднявшись, встал под небосклон едва забрезживший рассвет. В лучах зари всё – слух, и зрение, и вздох. Не говори. Как первозданный мир открыт! — Сиянье. Свет. Здесь корень знания зарыт. А в нём – ответ. Сквозь сутолоку смотрят на меня забытые, немыслимые очи. …Благоухание померкнувшего дня течёт по жилам душно-томной ночи. Весь в царственном убранстве кипарис указывает путнику дорогу, и мириады звёзд – лучами вниз — в глухой ночи мерцают искрой Божьей. Месяц трубления в рог. Лодкой над Иерусалимом луна золотая плывёт ночью. А утром ранимым яростный пышет день из своего горнила солнцем, где даже тень испепеляет. Сила выжженных солнцем трав. Горечь песка и дыма. Месяц трубления в рог. Золото Иерусалима. …И надвигающейся тучей уже пугает небосклон. Опушка леса. Трав пахучих всё сладостней призывный звон. Как лиловеют колокольчики! Ах, как ромашки хороши! И как же, Господи, не хочется идти. А надо поспешить. Тропинкой узкой, краем поля — ещё далёко до жилья, — с охапкою цветов, тревожно на тучу, что кругом зашла, косясь. Как сразу стало холодно, и ветер пыль столбом погнал. Свинцовый цвет размыл, рассеял все краски солнечного дня. Ворваться в дом под самым носом дождя. Закрыть плотнее дверь. И вот забарабанил косо по стёклам ливень. Но теперь не страшно слушать ливень шумный. Цветы поставить на окно — и сразу мутный свет заглушен. Какое яркое пятно! Лиловый, золотой. Меж ними небесной синью васильки. В прозрачной кружке из простого стекла – ромашек белых лепестки. Вот и кончилась лета услада. Там, вдали, затаился мороз. И ни складу с тобою, ни ладу, сердце бедное. Невтерпёж разыграться вовсю непогоде: буря, мгла да промозглость насквозь всё вокруг за околицей бродят. Но подпортить погожий денёк не вольны. Солнце. Вёдро. А в дымке, вся пропахшая гарью костра, осень прячется невидимкой, лес обманным путём золотя. Астры звёздами просятся в небо. Кровь сочится из георгин. Гладиолусов пышные стрелы защищают от мороси мир. Но поблёкли, вконец побледнели розы чайные в чахлых кустах, словно заживо саван надели, прошептали погоде: «Прощай!» А природа, цветов не жалея, краски выплеснула на холсты пестрорядных картин, обещая встречу новой прекрасной весны.