Школа министров
Шрифт:
К Сергею Замков относится почти дружески. Знает: заместитель министра благоволит к Алтунину. Земляки. Однажды на важном приеме, выпив рюмку коньяка, Замков подмигнул Сергею и изрек:
– Миром в общем-то правят помощники и заместители. Начальству некогда.
Это, разумеется, была шутка, но как показалось Сергею, она в какой-то степени выражала истинное мнение Замкова. Наверное, в самом деле убежден, что от продвижения бумаг зависит состояние дел в министерстве да и во всей отрасли.
Говорят, в начале шестидесятых Замков был директором одного из московских заводов, и дела у него шли неплохо.
Лядов явно недолюбливает Замкова. Почему? Замков уважительный, исполнительный, дипломатичный. Но Лядов смотрит как бы сквозь своего помощника, будто и нет его. Разговаривает с ним строго официально:
– Представьте к четырнадцати тридцати такие-то и такие документы! Запишите: в семнадцать ноль-ноль совещание там-то. Запросите у директора такого-то завода сведения о том-то...
И важный, осанистый Замков чуть ли не каблуками щелкает от усердия. Наблюдая за ним однажды в такой момент, Скатерщиков сказал:
– Этого лба в Сибирь бы. Заводишко бы ему дать, чтоб жирком не обрастал. Он ведь чуть старше нас, а от производства материальных благ в «бумагу» ушел...
Резко и несправедливо, наверное. При чем здесь возраст? Если послушать Петеньку, то все до сорока должны вкалывать на лесоразработках или стальные болванки грузить. Во всяком случае, Сергей понимал, что кому-то же нужно ходить и в помощниках заместителя министра. Замков годился на эту роль, пожалуй, больше других. В нем угадывалась своеобразная вышколенность. Как это у дипломатов называется: толерантность? По-русски - терпимость, что ли, благожелательность... А вот заводишко Замкову Алтунин вряд ли доверил бы: отстал Виктор Михайлович от конкретной производственной жизни - теперь ведь все по-другому, чем было когда-то. Все на хозрасчете. Не справится, опозорится и урон большой принести может...
Сергей не придавал значения тому, как относятся к нему Замков и даже члены коллегии. Но должен быть здесь человек, отношением которого он очень дорожил. Это секретарь парткома министерства Андриасов.
Они познакомились еще в ту пору, когда Сергей руководил объединением и в Москве появлялся наездами. Андриасов словно бы выделял его из массы остальных директоров, неизменно поддерживал на коллегии. А такая поддержка много значила и значит. Андриасов выражал волю партийной организации министерства. Не фигурально, а по существу. Партком был здесь деятельным органом. Все время контролировал работу аппарата по выполнению директив партии и правительства. Очень бдительно контролировал. Уже на памяти Алтунина с отчетами в парткоме перебывали руководители большинства главков. К таким отчетам готовились посерьезнее, чем к докладу на коллегии. Многим приходилось в парткоме туго, а кое-кто после отчета был даже отстранен от должности. За безответственность, за бюрократизм, за узковедомственный подход к делу, за нарушение партийной и государственной дисциплины партком спрашивал строго.
Емкое понятие: партийная высота. Очень емкое. Коммунист всегда должен находиться на партийной высоте, чувствовать некую запретную черту. Сам. Без подсказки. Однако Андриасов умел и подсказать вовремя. Когда высота не потеряна. А уж если и после того скользишь, как говорится, по наклонной плоскости - не прогневайся...
Очутившись в конференц-зале, Алтунин напряженно отыскивал взглядом секретаря парткома. Знает ли Андриасов, о чем Сергей собирался докладывать коллегии? Вряд ли. Ведь Алтунин не зашел предварительно в партком. А надо бы. Надо было посоветоваться.
Почему же, собственно, не зашел? Можно обманывать самого себя: мол, собирался, да неотложные дела не пустили. Все это неправда. Не собирался. Даже избегал встречи с Андриасовым. Потому что после разговора с Лядовым засомневался: сможет ли секретарь парткома так вот, сразу, без подготовки оценить идею зонирования? А вдруг выскажется против? Решительно против. Тогда будет как-то неловко вылезать со всем этим на коллегию. Впрочем, Андриасов, специалист в области теории и практики оптимального планирования и прогнозирования, наверное, разобрался бы.
Сейчас Алтунин очень жалел, что не зашел в партком накануне коллегии...
Андриасов появился перед самым началом заседания. Как-то внезапно: не было в зале - и вот он возле Сергея - рослый, плечистый, под стать самому Алтунину. Кто-то утверждал, что они даже лицом походят друг на друга. Но это не так. У Алтунина лицо не утратило густой сибирской смуглоты. Да и фигурой он помассивнее, поувалистее. Андриасова в сравнении с Сергеем можно назвать изящным, хотя секретарь парткома лет на пять старше.
Разницу в годах выдают прежде всего глаза Андриасова. Взгляд их несколько... устало-мудрый, что ли. И это заметно старит секретаря парткома. По глазам ему можно дать и пятьдесят и даже все шестьдесят.
– Сергей Павлович, рад вас видеть! — сердечным топом произнес Андриасов. — Слышал, хотите выступать на коллегии?
– Сперва хотел. Теперь расхотелось. А выступать надо, Василий Константинович.
Андриасов улыбнулся, но выражение глаз при этом не изменилось. В них как бы сами по себе продолжали жить какие-то иные мысли, далекие от Алтунина. Так по крайней мере казалось Сергею. Но он ошибся.
– Наслышан от Анатолия Андреевича о вашей идее зонирования, и вот проворачиваю сии жернова у себя в мозгах, — сказал секретарь парткома.
Сергею сделалось неловко: разбитый личным горем Ступаков нашел время наведаться в партком, рассказал о замыслах Алтунина - а сам Алтунин не удосужился. Однако в голосе секретаря парткома не звучало упрека. Слышалось совсем другое: увлеченность зонированием.
– Идея ваша интересная, — сказал он одобрительно.
– Какая же она моя... — начал было Сергей, но Андриасов прервал его.
– Знаю. Она подсказана решениями партсъезда, но вы все-таки не прибедняйтесь. Богу - богово, кесарю - кесарево.
– А если коллегия все же не примет моего предложения?
– Может и не принять. Вы хотели бы, чтоб так вот, сразу и приняли?
– Разумеется.
Оба рассмеялись, понимая, насколько завышены претензии Алтунина: серьезные дела с налету не делаются.
– Предвижу резкие возражения, — признался Алтунин.
– Ну, не без того, — согласился Андриасов. — Странно было бы, если бы обошлось без возражений.