Школа на краю земли
Шрифт:
Весной 1958 года, когда мне было лишь три месяца, наша семья переехала из американского штата Миннесота в Восточную Африку. Мои родители преподавали в школе для девочек, а через четыре года создали на склонах горы Килиманджаро первый в Танзании учебный стационар. В этой больнице одновременно лечили пациентов и готовили молодых местных врачей. Я и мои сестры, Соня и Кэрри, учились в школе совместно с детьми из нескольких десятков разных стран. А в это время Демпси, мой отец, как раз занимался организацией Христианского медицинского центра Килиманджаро (Kilimanjaro Medical Christian Center, KCMC).
Труднее всего ему было бороться со страхом, свойственным многим европейцам: они с подозрениям относились к тому, что представители
Отцу со всех сторон твердили: чтобы хоть чего-то достигнуть в Африке, необходим музунго (белый человек), вооруженный кобоко (плетью).
Несмотря на все эти предрассудки, он никогда не сомневался в том, что нет ничего невозможного – важно уметь слушать и строить отношения с людьми. Он вместе с местными жителями совершал ритуал, напоминающий азиатские чаепития. По воскресеньям отец ехал в соседний городок Мамба, где после службы в церкви старейшины, мужчины и женщины, садились в кружок и передавали друг другу общую чашу, сделанную из тыквы, с помбе (местным видом пива), обсуждая текущие дела и ведя дружеские беседы.
За десять лет отцу удалось сколотить инициативную группу, которая напоминала «ООН в миниатюре». Здание больницы строила израильская компания из Хайфы, соответственно это были иудаисты. Инженерами-консультантами выступили египетские сунниты. Архитектором был еврей из Рима. Каменщиков набрали среди арабов-мусульман, живших на побережье Индийского океана. Бухгалтерия исповедовала индуизм, а в качестве прорабов и менеджеров-координаторов проекта выступили местные, африканцы. Вначале всем этим людям было нелегко понимать друг друга; иногда казалось, что дело практически разваливается на глазах. Тем не менее отец с упорством продолжал двигаться вперед, и к 1971 году КСМС наконец был построен и начал работу. И тут произошло знаменательное событие.
Чтобы отпраздновать открытие больницы, Демпси устроил гигантский бетонный мангал в саду нашего дома и устроил праздник, длившийся целый день. В разгар веселья отец произнес речь. Он попросил прощения за все трудности, через которые пришлось пройти участникам проекта, а затем поблагодарил каждого поименно – от руководителей до самого последнего рабочего – и похвалил всех за отлично выполненную работу. А затем объявил, что хочет сделать одно заявление, можно даже назвать его предсказанием. «Через десять лет, – пообещал он, – каждое отделение больницы будет возглавлять танзаниец». Воцарилась тишина, повисла неловкая пауза, а среди присутствовавших на торжестве высокопоставленных выходцев с Запада послышались еле сдерживаемые смешки. Они как бы говорили: «Ты кем себя возомнил? Как ты смеешь вселять в этих людей неоправданные надежды, ставить перед ними нереализуемые цели и тем самым заранее обрекать их на провал?» В то время в обществе все были уверены, что танзаниец не может быть ровней белому человеку. Считалось, что просто наивно ждать от местных тех же успехов. Бытовало негласное мнение, что африканцам просто несвойственны честолюбие и целеустремленность, что они по природе своей невежественны и безответственны.
Наша семья вернулась домой в Миннесоту в 1972 году, а в 1981-м отец умер от рака. Годом позже мы получили по почте годовой отчет о деятельности больницы. Мама со слезами на глазах показала его мне. Каждое отделение возглавлял врач-танзаниец. И по сей день, почти тридцать лет спустя, больница работает именно так, как предсказывал отец.
Мне очень жаль, что ему не удалось дожить до того времени, когда его пророчества не только сбылись, но позволили всем по-новому взглянуть на вопрос образования для местного населения и начать развивать это направление. Да и я сам стал следовать отцовским принципам, работая в Пакистане и Афганистане.
Всего в Институте Центральной Азии насчитывается около двенадцати «полевых» сотрудников. Эти люди в большинстве своем
Несколько лет назад ушел на пенсию бессменный водитель этого «Лендкрузера» Мохаммед Хусейн. Худой, с вечной сигаретой в зубах, он был подвержен смене настроений, но при этом обладал быстрой реакцией и удивительной находчивостью. Мохаммед очень серьезно относился к своим обязанностям и даже настоял, чтобы мы всегда возили с собой запас динамита, хранившегося как раз под пассажирским сиденьем, на котором обычно сидел я. С помощью взрывчатки мы могли без посторонней помощи пробраться по дорогам Каракорума, где нередки оползни и обвалы. Хусейн полагал, что наши дела слишком важны и неотложны, чтобы мы могли ждать, пока бригада дорожных рабочих приедет и расчистит путь.
Нельзя не упомянуть и Апо (полное имя – Абдулла. – Ред.) Разака, семидесятипятилетнего повара небольшого роста, который более сорока лет варил рис и готовил овощи для самых знаменитых альпинистских экспедиций, покорявших Каракорум.
Апо, отец восемнадцати детей, не умеет ни читать, ни писать. Он настолько привык к никотину, что может курить сигареты и одновременно жевать табак. Во рту у него уцелело всего несколько зубов, которые окрасились в цвет смолы.
Но этот маленький человечек умеет держаться с таким благородством и с такой искренностью, что это сразу покоряет сердца всех имеющих с ним дело. Он даже поразил этими своими качествами бывшего президента Первеза Мушаррафа (три раза обстоятельства складывались так, что тот пил чай с Разаком). Его обходительность не раз помогала нам договориться с суровыми охранниками и военными, устраивавшими нам бесконечные проверки в аэропортах, гостиницах и на дорожных КПП. После того как Апо обыскивали, чтобы узнать, не везет ли он с собой оружие, тот тепло и по-дружески обнимал тех, кто только что устроил досмотр. Недаром его прозвали «чача» (дядюшка). В ИЦА Апо отвечает за связи с государственным учреждениями. Ему поручают различные требующие дипломатических способностей дела – он усмиряет аппетиты алчных бюрократов, находит компромисс с упрямыми религиозными лидерами и свирепыми боевиками.
Думаю, стоит признаться, что есть у нас сотрудники, чьи обязанности даже трудно четко определить. Это «специалисты чрезвычайно широкого профиля». Например, Хаджи Гулям Парви, ревностный мусульманин, некогда служивший бухгалтером на пакистанском радио. Он бросил эту работу ради того, чтобы руководить нашими проектами в Балтистане. Или другой пример: Мухаммед Назир, молодой человек двадцати девяти лет с серьезным взглядом и маленькой бородкой, также ведущий несколько проектов в Балтистане. Мохаммед – сын уважаемого человека, бизнесмена из Скарду, поставляющего продовольствие пакистанским войскам, расквартированным в горах, на высоте семи тысяч метров, у горных хребтов, возвышающихся над ледником Сиачен. Это самая высокая точка, где когда-либо проходили военные действия за всю историю человеческих войн. В целом мои коллеги – это люди, на чьи резюме даже не взглянули бы в обычных некоммерческих организациях. В нашей ведомости значится горный носильщик, неграмотный фермер – сын поэта из народа балти, бывший контрабандист, возивший шелк и пластмассовые китайские игрушки по Каракорумскому шоссе. Есть один человек, проведший двадцать три года своей жизни в лагерях беженцев, один бывший пастух и два бывших талиба.