Школа над морем (илл. В Цельмера)

Донченко Александр Васильевич

— Папа, почему ты так поздно?

Девочка стоит на пороге комнаты. Электрический свет падает из раскрытой двери в полутемную переднюю. Отец разделся. Он входит в комнату и ставит на стол свой желтый чемоданчик с хирургическими инструментами.

— Задержался,- говорит он скороговоркой. — Три серьезные операции сделал сегодня, дочка!

Галя видит, как отец тревожно. поглядывает на запертую дверь маминой комнаты. Отец устал. Под глазами у него синяки.

— Как мама? — тихо спрашивает он.

Галя молчаливым кивком показывает

на запертую дверь, и на ресницах у нее поблескивает слезинка. Отец будто не видит своей дочери, ее худенького печального личика. У него другая забота, другие мысли. Он подходит к двери и тихо стучит. Никакого ответа. Отец стучит еще раз.

— Шура, открой!

За дверью слышны быстрые, приглушенные шаги, щелкает ключ, и на пороге показывается мать. Она в халате, заплаканная и непричесанная.

— Стыдно, Шура! Ну до каких пор это будет? Возьми себя в руки.

Отец входит в комнату матери и закрывает за собой дверь.

Часы в комнате хрипло пробили двенадцать. Галина испуганно смотрит на учебник. Как быстро прошел час! А она так и не выучила ни одной строчки из географии. Правда, завтра выходной день, но ребята идут в гости к пограничникам. Не может же Галя сидеть дома! Значит, остается один только вечер.

Дверь отворилась, и отец вышел из маминой комнаты. Не посмотрев даже на дочку, он молча прошел в свой кабинет. Галя закрыла «Географию» и тихонько отправилась в спальню. Вечер пропал даром. Тревожит невыученный урок. Завтра… завтра, значит, снова придется сидеть над географией, вместо того чтобы почитать интересную книгу.

Галина разделась и легла в постель. За окном свистел ветер, ударяясь о рамы. Девочка вспоминает стихи Сашка Чайки об осени:

Звенит стекло в окне от ветра, Дождались осени поры

А дальше? Как же это дальше?. Вот и забыла!

Галя начинает вспоминать. Но сон подкрадывается к ней, наливает веки свинцом, убаюкивает.

И вдруг девочка широко открывает глаза и, подскочив на постели, вслушивается напряженно и взволнованно. Она ясно слышит заглушенный плач. Это плачет в своей комнате мать.

Быстро проходит через столовую отец. До Гали долетают его слова:

— Шура, успокойся! Так нельзя! У тебя нервы. Успокойся!

Галя слышит, как отец идет в кухню и несет оттуда матери воду. Девочка лежит, широко раскрыв глаза. Ей делается страшно, она дрожит. Ей приходит в голову, что мать, наверное, больна и может умереть. Девочка соскальзывает с постели, и босые ноги топают по дощатому полу. Она нащупывает в темноте выключатель. Голубоватый свет мягко заливает комнату. Часы за дверью бьют час.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Ивасик слышит ночью выстрелы в море

Когда Сашко Чайка вернулся от Василия Васильевича, двери ему открыл дед Савелий.

— Вот полуночники! — забормотал спросонья дед. — Шатаются тут по ночам, будто нечистая сила какая!

Видно, очень уж было неприятно деду слезать с теплой лежанки и отворять внуку. Забравшись снова на печку, он все еще продолжал ворчать, переворачиваясь с боку на бок:

— Полуночники! Одно слово — полуночники!

Но, окончательно разгулявшись, приподнялся на локте и спросил Сашка:

— А как на дворе? Га? Что?.. Слышу, слышу, гудит! Вот так завируха! Ну что ж, пускай. Это хорошо! Гремит море? Слышу, слышу, гремит! И волны большие Тоже хорошо! Слышишь, я говорю- так и надо! Хорошо!

— Холодно, дедушка, совсем замерз я.

— А? Слышу, слышу! Вот и хорошо, говорю! Ты замечай, Сашок, будешь рыбаком — пригодится. Все время у нас теплая зима стояла, давно такой не было. Обрадовалась теплу паламида, к самым берегам приплыла. А? Паламида, говорю! А она, обрати внимание, паламида эта, ну, как тебе сказать, ну прямо морская щука. От нее всему лову порча. А? Слышу, слышу!.. Она, эта паламида, к нам от турецких берегов приплывает. Как теплая зима, так и плывет, плывет и всю скумбрию разгоняет. Вся скумбрия тогда от нее уходит. А захолодает, и конец паламиде! Ей конец, а нам хорошая ловля.

Сашка разделся и прыгнул в постель. Младший брат, семилетний Ивась, тихонько окликнул его:

— Сашук, ты где был?

— На берегу гулял. К школьному директору заходил.

— А журавлей видел?

— Какие же теперь журавли? — засмеялся Сашко. — Тебе, верно, приснилось, Ивасик!

— Приснилось, согласился Ивасик — И аиста не видел?

— И аиста не видел. Далеко теперь аисты, в теплом крае.

— И журавли?

— И журавли тоже за морем.

— А мама скоро приедет? Мне уже скучно без мамы.

Сашина мать повезла в Москву товарищу Сталину рапорт от рыбачьих артелей о выполнении плана до улову рыбы. Когда Марина уезжала, дед Савелий подошел к ней и сказал:

— Ну, Марина, вот такую дочку, как ты, мне хотелось иметь на старости лет. Так и скажи товарищу Сталину: «Я дочь Савелия Чайки, и зовут меня Марина, а прозвище мое Чайка» А? Вот так и скажи! И еще скажи: «Привет от деда Савелия: Он, скажи, когда- был молодым, тоже был неплохим рыбаком, старшиной в артели». — И дед поцеловал дочку, смахнув рукой старческую радостную слезу.

Все это сразу припомнилось Сашку, как только Ивасик спросил его о матери. Где теперь мама? Может, в Кремле, над которым горят пятиконечные звезды? Может, она сейчас разговаривает с товарищем Сталиным?

И так ясно представил себе Сашко Кремль, и пятиконечные звезды, и родное лицо Сталина, и мать, такую веселую и нарядную в ее лучшем, праздничном платье!

Слова сами зароились, в его голове:

Они цеплялись одно за другое, сплетались, соединялись и вот уже складывались в фразы, фразы — в строки, строки — в стихи: