Школа над морем (илл. В Цельмера)
Шрифт:
— Кто там? — спросил отец.
— Ка… Кажан… — прошептал Олег.
Мальчик увидел, как отец поднял удивленно брови.
— Кажан? Ты говоришь — Кажан?
Он прижался лицом к оконной раме и крикнул:
— Что вам нужно?
Что ответил Кажан отцу, Олег не слышал, но отец обернулся к сыну и сказал ему:
— Он просит тебя, Олег, выйти к нему на крыльцо.
Олегу сделалось сразу жарко, затем холодно. Он что-то пробормотал и накинул на плечи кожушок. Стукнула за спиной дверь, и Олег очутился на крыльце.
После светлой комнаты
У крыльца послышались тяжелые шаги. По ступенькам застучала палка. Черная фигура старого Кажана выросла перед мальчиком. Олегу показалось, что горячее дыханье непрошенного гостя обожгло ему лицо.
— Это я тебя встретил на улице?
Кажан положил руку на плечо Олега. Мальчику показалось, что эта рука холодна, как камень, и что ее мертвый холод проходит сквозь мех кожушка прямо в тело Олега.
— Я не ошибся. Это тебя я встретил на улице.
Олег молча кивнул головой
— Я хочу тебя спросить: ты ничего не находил час или два тому назад?
Олег отрицательно покачал головой.
— А может, ты все-таки нашел на улице письмо? Мое письмо?
Костлявые пальцы Кажана впились в плечо Олега.
— Нашел письмо? Говори!
— Ничего я не находил! — сердито буркнул Олег. — Говорю, не находил!
Он схватил руку Кажана и рывком сбросил со своего плеча.
Кажан стоял, о чем-то раздумывая. Было непонятно, поверил он Олегу или нет. Но вдруг он встрепенулся. Неразборчивое восклицание слетело у него с губ. Ветер принес с моря звук далекого выстрела. Глухо покатился, будто рассыпанный горох, стрекот пулемета.
Это были те же самые выстрелы, которые слышали Сашко и Ивасик.
Кажан вытянулся во весь рост. Он напряженно ловил отзвуки выстрелов. И вдруг, точно сорвавшись; кинулся по ступенькам вниз с крыльца. Палка быстро и тревожно застучала по каменистой дорожке, бежавшей к морю.
Утро следующего дня было на редкость ясным.
Ветер утих, по небу бродили легкие облака, воздух был насыщен легкой влагой, которая всегда поднимается с моря и предвещает теплые дни, продолжительную оттепель. Шумел прибой, одна за другой набегали высокие волны, но не было уже в их разбеге дикого гнева разъяренной стихии.
Олег проснулся радостным и бодрым. Все вчерашнее приключение казалось ему сном, но лежало запрятанное между старыми тетрадками, в надежном месте — на дне глубокого сундучка — письмо Кажана.
— Вставай, лежебока, — сказал добродушно отец, — да расскажи еще раз, о чем ты вчера рассуждал с Кажаном.
— Да я ж говорю тебе, тату: пристал он ко мне с каким-то письмом. А я этого письма… я этого письма… и в глаза не видел!
Через час он был уже в школе вместе с другими ребятами старших классов. Старшеклассники! Да, это уж не какая-нибудь мелкота! И Олег недаром гордится, что он уже в шестом классе, что он не кто-нибудь, а настоящий старшеклассник! Впрочем, сегодня Олег чувствует свое превосходство не только над малышами. Вспоминая о таинственном письме, он поглядывает свысока и на своих собственных товарищей.
«Скоро вы все услышите об Олеге Башмачном!» думает он и задорно посматривает вокруг себя.
Ребята высыпали из школы и организованно, по-двое, вышли на узкую дорогу над морем. Впереди всех шли пионервожатый и учительница географии. Евгения Самойловна сегодня была особенно веселой и, оглядываясь по сторонам, не переставала шутить с ребятами. Ребята ее очень любили, хотя частенько и называли ее между собой «Корочкой». А «Корочкой»они называли ее, потому, что учительница географии никогда не выходила на улицу без запаса хлебных корок. Эти корки предназначались для слободских собак, которых Евгения Самойловна боится до смерти. Собаки охотно принимают дань И целыми стаями провожают учительницу до школы.
Ребята шли в гости к пограничникам. Застава N2 морской пограничной охраны находится всего в четырех километрах от Слободки. Шли весело, распевая песни. Не пел один только Олег. Он думал о том, как испугали вчера Кажана выстрелы в море.
Рядом с Галиной Кукобою шел Сашко Чайка. Его тоже волновала эта ночная стрельба. Он расспрашивал о ней Галину, но девочка не слышала никаких выстрелов.
— Увижу брата Лаврентия, спрошу обязательно, — говорил Сашко.
– Лаврентий, наверное, знает, что случилось, но я скажу тебе и без Лаврентия: не иначе, как ловили нарушителя!
— Страшно, Сашко!
— А мне нет! Не страшно! Мне только один раз и было страшно: это когда меня отец из моря звал.
— Ой, Сашко!
— Нет, ничего. Этомне, конечно, показалось. Разве утопленники могут звать? Это, верно, ветер свистел в скалах. А то еще говорят, есть такой морской человек. Вот он и трубит по вечерам. И труба у него такая есть — морская раковина. Только это все выдумки, конечно. Повыдумали, а для чего?
— Может, чтобы страшнее было.
— А вот краснофлотцы ничего не боятся. Какая б ни была ночь, какая б ни была буря, а они всегда — на катер и — в море.
— А ты, Сашко, поплыл бы?
— Поплыл бы.
— А я бы даже с парашютной вышки прыгнула бы!
— А почему- ты такая стала? Какая-то такая…
— Какая?
— Грустная очень.
Галя опустила голову.
— Ты ж меня уже спрашивал.
— Спрашивал. Так это еще позавчера.
— Я — ничего… Смотри! Вот уже и пристань. А твоя мать еще не вернулась?
— Нет еще. А я лежал вчера и думал. И знаешь, как придумалось? Стихами.
Грохочут заводы стальные, Могучая дышит земля, И звезды горят огневые На башнях высоких Кремля…