Школа над морем (илл. В Цельмера)
Шрифт:
Галина вспомнила; как прошлой весной большая стая ласточек опустилась на прибрежные камни. Ласточки были так измучены долгим перелетом, так обессилели, что их легко можно было брать просто руками. Она вспомнила, как пионеры охраняли ласточек, прогоняли хищных котов, охотившихся за беззащитными птицами.
Сразу же за школой был раскинут большой сад. Он спускался до самого обрыва, повисшего отвесной стеною над морем. Теперь сад был прозрачен и гол, с черными безлистыми деревьями, между которыми темнело море. Прямо из школьных окон видно, как синеет оно в конце главной аллеи.
Домой итти Гале не хотелось. Солнце светило, небо было голубым и безоблачным. Захотелось пробежаться по этому прозрачному зимнему саду, побродить между его деревьями, посмотреть с обрыва на море.
Галя медленно пошла по главной аллее. Под ногами чернела влажная земля и желтел песок — недавняя буря смела тонкую пелену неокрепшего снега. По краям аллеи зеленели сосны. Их ровные стволы казались рыжими, почти красными и горели, как медные, в солнечном свете.
Тем временем Василий Васильевич, отпустив Галю и уложив в портфель свои книги, вышел из учительской.
Он не дошел еще до запертых дверей, как увидел Сашка Чайку. Мальчик стоял перед ним с виноватым и убитым видом. Вертя в руках учебники, туго перетянутые ремешками, он несмело выговорил:
— Василий Васильевич, я хочу вам сказать… И замолчал.
— Что случилось, Чайка?
— Василий Васильевич, что же мне делать? Не хотел я вам жаловаться, но что же я сделаю, если Башмачный дразнится! И все драться лезет и все драться. И не то чтобы боксом или еще как-нибудь по-настоящему, а все норовит, чтоб повалить да сверху усесться. Да еще шуточки свои дурацкие горланит: «Поэт подо мною, поэт подо мною…» И так это, Василий Васильевич, мне стыдно… и так это мне… ну, просто не знаю как!..
— Так чего же ты хочешь? На собранье обсудить, что ли?
— Да нет! Может быть, как-нибудь по-другому можно. Я и сам не знаю. Только так стыдно, так стыдно
Василий Васильевич улыбнулся.
— Хочешь, дам тебе совет? Пристанет Башмачный, а ты не сдавайся. Возьми да и побори его. Понимаешь?
Разочарованье промелькнуло на лице Сашка. Совет хороший, да как его выполнить? Вот что!
— Да он сильный, Башмачный-то. Как ухватит, так и не пискнешь.
— Значит, и тебе надо стать сильным. Вот стихи ты любишь писать, правда? А физкультура, вижу, тебе как пятое колесо у воза. Возьмись по-настоящему за физкультуру. Через несколько месяцев не узнаешь сам себя. И пусть тогда Башмачный только попробует наскочить. А?
Сашко засмеялся:
— Василий Васильевич, а я возьмусь! Вот захочу и возьмусь!
— Ну и прекрасно!
Мальчик ушел удовлетворенный. Он шел по коридору и улыбался. Ему и вправду понравилась эта выдумка — стать самому сильным, сильнее всяких Башмачных, и дать хорошей сдачи Олегу. И вот пусть тогда посмотрит на него Галина. Пусть посмотрит!
Сашка вздрогнул. Ему вдруг показалось, что кто-то мимо него проскочил в шестой класс. Он даже услышал, как скрипнула дверь, а она всегда скрипит,
«Верно, показалось!» подумал мальчик.
Он вышел на крыльцо и издали еще увидел знакомую фигуру Галины: Она была в саду, в самом конце широкой аллеи. Размахивая связанными книжками, Сашко побежал догонять Галю.
Девочка удивленно оглянулась на звук его шагов, и глаза ее сразу заблестели, полные нескрываемой радости. Сашко схватил Галю за локоть и остановился перед ней, задыхаясь от смеха и быстрого бега.
Галя, ты… не смеешься надо мной? Ну, вот за то, что меня Башмачный поборол… Дразнить не будешь?
— А ты что ж, не слышал, кого я дразнила? Ох, и не люблю я Башмачного! Он и на пионера даже не похож. Не такие у него привычки!
Они шли, взявшись за руки, шли по аллее к обрыву над морем. Море синело перед ними. На горизонте чернел дымок — шел пароход. Они сели на скамейку, не отрывая глаз от этого дымка. Сколько может быть километров до этого парохода? Сашка говорил — пятнадцать, Галя — пять; впрочем, такое расхождение особых споров у них не вызвало. И было спокойно И весело.
Стали бросать с обрыва камешки подальше. Камни падали в воду и поднимали хрустальные фонтанчики.
Возле скамейки рос молодой клен. Он был черным и голым, и только кое-где дрожали на нем сухие, желтые листочки. Один листок сорвался и, кружась, полетел с дерева. Галя подпрыгнула и поймала его на лету.
— Вот тебе, — протянула она листочек Сашку. — Давай загадаем. Потеряешь листок — я в море утону.
— Не хочу. Страшно.
Домой итти не хотелось. В лиловой дали садилось солнце. Стало холоднее. Сорвался ветер, и за их спинами тревожно загудели деревья.
— Галина, знаешь, что я придумал Давай вместе будем заниматься.
— Знаю, знаю зачем: боишься, чтобы я опять «плохо» не получила. Угадала?
— Вот и неправда! Просто так. Разве не хорошо будет? А заниматься можно у нас. Придешь ко мне У нас дед Савелий есть, и Ивасик есть, и щегольчик.
— Какой еще щегольчик?
— Ну как какой! Замечательный щегол. В клетке. За ним Ивасик ухаживает. У Ивасика еще морские свинки есть. Рыжие и черные! И еще всякие. Придешь, Галя, а?
— А в школе смеяться не будут.
— Ну и пускай смеются! Я на них в журнале такие стихи напишу, что сразу перестанут.
Стемнело. Надо было возвращаться. Да и есть уже хотелось не на шутку. Сашка спросил:
— Завтрак в школу берешь?
— Беру.
— И я беру. Пирожки с калиной и колбасу. А ты?
— И я тоже колбасу. И еще медовые пряники. Пряники очень вкусные. А ты осиный мед ел?
— Нет, никогда!
— Хочешь, дам?
И она щипнула его за руку.
— Вот тебе осиный мед. Вкусно? Другой раз не попросишь!