Школа над морем (илл. В Цельмера)
Шрифт:
Матери казалось, что она пробыла возле. сына всего лишь одну коротенькую минуточку, когда к ней подошел тот же самый седобородый профессор.
— Пора уходить, — сказал он ей шопотом.
В приемной Марина встретилась с женой доктора Кукобы.
— Спасибо вам… от самого сердца спасибо!
– крепко сжала ей руку Марина. — Я слышала, что вы все время были возле моего Ивасика.
— Я
Радостную новость о том, что Ивасику доктора позволили встать и даже пройтись по комнате, первым услышал от Галининой матери Омелько Нагорный. Он стремглав бросился бежать по улице. Прохожие удивленно давали ему дорогу. Омелько бежал, размахивая картузом и выкрикивая громко в лицо каждому встречному:
— Ходит по комнате! Ходит по комнате!
Все было понятно и без пояснений. Все понимали с первого слова, о ком именно идет речь. Известие эхом прокатилось по Слободке.
Омелько прибежал к Максиму Чепурному. Как буря, распахнул он настежь двери и едва не сбил с ног старенькую мать вожатого.
Максима не было дома. Запыхавшись, Омелько упал на стул.
Опасность миновала, и выздоровление маленького Ивасика пошло быстрыми шагами. Во всей стране не было, казалось, такого человека, который бы не слышал и не радовался этой крылатой вести. Одни узнали об этом из газет, другие по радио, некоторые услышали ее на улице, в кафе, в учреждении, в театре.
И снова полетели в Слободку письма и телеграммы, радостные, веселые. И вместе с письмами стали приходить Ивасику и заманчивые, таинственные посылки. Посылки были и большие и маленькие, зашитые в полотно, с адресами, написанными синим чернильным карандашом. А на некоторых не было даже и адреса -только стояли какие-то смешные каракули, из которых кое-как складывались всего только два слова: «Ивасю Чайке» или: «В Слободку Ивасю". И не пропала ни одна такая посылка: знал, значит, каждый служащий на почте, о каком Ивасике говорят эти каракульки.
И однажды, проснувшись утром, Ивасик очутился в сказочной стране игрушек. Из угла на него смотрело чучело полярной лисицы, посланное ему зимовщиками с острова Врангеля, а полкомнаты были заставлены медведями с черными бусинками вместо глаз, долгоухими зайцами, слонами с кивающей головой, обезьянами, страусами на проволочных ногах. На столике лежала сопелка из бузины, любовно сделанная детскими руками. Стояли и игрушки, вырезанные из дерева, фигурки людей и животных, вылепленные из глины юными скульпторами. Что это случилось? Не сон ли это? Нет, это знакомая палата в больнице!
Мальчик сидел на кровати, не зная, куда ему и посмотреть сначала. И вдруг знакомая звонкая песня поразила Ивася. Он посмотрел на открытое окно и замер: на подоконнике стояла клетка, и в ней пел, прыгал его любимый, его собственный щегленок.
Мальчик сорвался с постели. Босые ноги зашлепали по полу. Он бросился к окну. И тут заметил то, чего еще не видел раньше. Рядом с клеткой тускло зеленел небольшой аквариум с морской водой, а в нем плавало, то поднимаясь, то опускаясь, какое-то смешное созданье.
— Конек! Морской конек! — крикнул на всю палату Ивасик.
И он впервые после болезни почувствовал и этот соленый ветер, залетевший к нему в комнату, мощное дыхание моря, и синеву неба, и солнце. Ему хотелось бегать, прыгать, ловить крабов, громко смеяться.
— Мама!
– позвал он. — Мамочка! — И на пороге увидел мать.
Смешной в своей белой длинной, до пят, рубашке, он изо всех сил, до боли, обнял руками мать.
В буйном восторге от моря и солнца, от чудесной армии игрушек, от нестерпимой радости, он сильнее и сильнее стискивал шею матери и, задыхаясь, шептал ей на ухо:
— Задушу!.. Вот так… Вот, как я тебя… люблю!
Но в эту минуту за его спиной раздался голос доктора Кукобы.
— Эге-ге! Вот как! Нет, мы таких силачей не можем держать у нас в больнице. Забирай-ка скорей свои игрушки в мешок и катись до дому! Дайте ему его штанишки да поживее!