Школа одаренных переростков
Шрифт:
— Намёк понят, — сказал Олег, вставая. — Всем пока. Иду подключать учительский домик.
Стоя у своей двери, я смотрел Олегу вслед: он шагал неторопливо, вразвалочку, по-хозяйски. Ни дать ни взять монтер или сантехник, совершающий обход ЖЭКа.
От него одного теперь зависело, поднимутся ли завтра анонимы, будет ли подан горячий обед в столовую, зашумят ли кондиционеры, имитирующие утренний ветерок…
75
Я вернулся к
Руки-ноги ломило, как будто я три дня разгружал мебель.
И в каждой клеточке тела зудел мелкий озноб.
Это, положим, во мне говорила лихоманка Леночки Кныш.
Нет, в таком состоянии не заснуть. Лучше и не стараться. Такая уж выдалась ночка.
Я поднялся, походил по комнате, распахнул настежь окно, сел на подоконник, взглянул на белое небо.
Замурованы наглухо, запаяны внутри наполненного теплым воздухом баллона, который, вращаясь, мчится в темноте и пустоте неизвестно куда…
А может быть, не мчится, висит себе на стационарной орбите далеко от Земли.
И весь купол снаружи облепили мохнатые веселые пауки.
Да, веселые, еще бы им не веселиться: это ж зрелище, космический зоопарк.
Таращатся на нас большими белыми глазами и скрипят жвалами:
"Спешите видеть! Слабоумные бесшёрстые зверьки с северного полушария третьей планеты Солнечной системы!"
"Видишь, деточка, там двое купаются, а остальные в норках сидят".
"Ой, смотрите-ка, этот на пальму полез!"
Глядят и переговариваются между собой, твари бессовестные, гадают, кто самец, кто самочка, кто за кем будет ухаживать, какие у нас брачные игры.
Собираются день и ночь за нами наблюдать: как растем, как целуемся, как делаем детей для других космических зоопарков.
И никогда больше я не увижу маму.
Никогда не появлюсь на пороге нашей комнаты, никогда не скажу:
"Здравствуй, мама. Вот, я вернулся".
В недобрый час я отлепил от столба то злосчастное объявление.
ПРЕКРАТИ, сказал я себе.
Прекрати немедленно.
Пусть всё именно так, как ты вообразил: всё равно много чести для них— проливать горючие слезы.
Давай рассуждать логически: если мы живые экспонаты, обитатели площадки молодняка, — зачем они нас учат?
Зачем учат, говоришь? Да не учат, а изучают. Исследуют. Проверяют границы нашей сообразительности. Швыряют нам рыбку, мы встаем столбиком — и они аплодируют нам своими многочленными волосатыми лапками.
Ну, а математика экспонатам к чему? Мнемоника, эвристика, телепатия? На кой черт экспонатам единая теория поля?
Нет, не то.
Отдай им справедливость: они честно и настойчиво, вопреки сопротивлению наших вялых мозгов, день за днем передают нам всё, что знают и понимают сами.
Действуя при этом умело и целеустремленно.
Да, они доверили нас бездушным роботам (не таким уж, кстати, бездушным) — просто потому, что не спешат показаться нам на глаза.
"Аленький цветочек…"
Чудище в сказке тоже вело психологическую подготовку и не спешило предстать перед купеческой дочкой, как говорит белобрысый, о натюрель.
Есть, конечно, разница: чудище мечтало стать человеком и томилось в своем обличье, оно вовсе не желало, чтобы купеческая дочка превратилась в чудовище.
Эти — не томятся, они, напротив, твердо намерены поднять нас до себя.
Подмять нас под себя.
Значит, что же? Значит, нас готовят к какой-то важной миссии, выполнить которую сами они не могут.
Может быть, они мыслящие паучки, но паучки мелкие, слабенькие… Может быть, они надеются, что мы, семеро смелых, спасем их трудолюбивый народец от каких-нибудь алчных космических дроздов…
76
И тут в голове у меня всё связалось.
Нет, не паучки они, а как раз наоборот: птицы.
Это ясно, как Божий день.
Отсюда и название «Инкубатор». Можно было сразу догадаться. "Местные жители, местные жители…" Какие там местные жители? Наставник Иванов меня просто надул.
Мы попали в руки к стае внеземных злонамеренных птиц.
"В руки птиц" — это не слишком удачно сказано.
В когти, а не в руки.
Да и зачем им руки, когда всё, что надо, они способны создать из ничего?
Руки им нужны не больше, чем паркетные полы. К которым они, кстати, совершенно равнодушны: они же по полу не ходят.
И из нас они вознамерились сделать птиц.
"Это будет совсем не больно".
Ну, разумеется, они способны превратить нас в кого угодно.
Способны, но — не хотят.
Им надо, чтоб ты сам захотел стать мыслящей птицей.
Именно к этому они и ведут. Неторопливо, вкрадчиво, пользуясь всеми доступными средствами… за исключением подавления нашей воли.
Но чего ж они тогда сами себя стесняются? Показались бы нам на глаза.
Люди птичек любят.
Правильно, любят. Особенно в жареном виде — с гарниром, например, из брусники.
"К вам какой будет лучше гарнир?"
Недаром на собеседовании Иванов так интересовался, люблю ли я фазанов, куропаток, куриную печенку, умею ли я стрелять из рогатки и разорять птичьи гнёзда.