Школа одаренных переростков
Шрифт:
— А ты случайно не гэбэшник? — поинтересовался Дмитриенко.
— Нет, но люблю всё знать.
— Тогда знай: нет у меня никакого брата. Понял?
— Понял. А кто есть?
— Кузина.
— В смысле, двоюродная сестра?
— Именно это я и имел в виду. Ваш интеллект ошеломляет.
— И ты с нею переписывался?
— Допустим.
— А потом переписка оборвалась?
— Так точно, я прекратил переписку, о чем уже давал показания. Еще вопросы есть?
— Последний вопрос. Что она тебе
— Ну, это уже наглость! — возмутился Дмитриенко. — Даже психи границ не переходят. Или тебе неизвестно такое понятие, как частная жизнь?
— Можешь не отвечать: любой твой ответ будет использован против тебя. Так что лучше я сам скажу. Она написала, что у нее появился друг. И его фамилия Сергеев. Серёжа Сергеев.
Откуда взялся этот Серёжа — понятия не имею. Однако действие он возымел, на что я, собственно, и рассчитывал.
— Во-первых, не Серёжа, а Миша, и не Сергеев, а Михайлов, — помедлив, отозвался Денис. — А во-вторых — какое тебе до этого дело?
— Самое прямое. Мою переписку с мамой пытается сорвать некто Егор Егорович Егоров. Тебе это не кажется странным?
— Нет… не кажется, — проговорил Дмитриенко.
Но в его голосе не чувствовалось особой уверенности.
Надо было ковать железо, пока оно не остыло.
— Не знаю, насколько тебе дорога твоя кузина, — сказал я, — но на твоем месте я бы позвонил ей и выяснил поподробнее, что за птица этот Миша Михайлов и нельзя ли пощипать ему перья. У меня всё. Ихь вюнше иннен гутен нахт. Желаю вам доброй ночи.
На это Денис ничего не ответил.
Да и что с него взять? У него же нет немецкого самоучителя.
79
Закончив этот разговор, я долго стоял у распахнутого окна, глядя в белое искусственное небо и дыша чистым искусственным воздухом.
Тут в дверь постучали. Легкий девичий стук.
Это могла быть только Рита Нечаева: у нее же нет дистанционки.
Значит, Черепашка отменила свое добровольное заточение?
Шаг разумный, хотя и несколько несвоевременный: время позднее, а мне еще предстояло сделать кое-какие звонки.
Но я ошибся: на мое "Входите, не заперто" в комнату вошла Леночка Кныш.
Вот уж истинно — редкая гостья. За всё время учебы Леночка ни разу не переступала мой порог. Мы с нею как будто не существовали друг для друга, хотя к рыжим девчонкам я предубеждения не питаю, да и она смотрела в мою сторону без особого отвращения, а один раз даже спасла меня — от ядовитого «тархуна» Дмитриенки.
Красивенькая девочка, разве что глаза как будто больные — из-за светлых ресниц и окружения темных конопушек.
Короче, мы с Леночкой ничего друг против друга не имели, и тем не менее между нами стояла стена из пуленепробиваемого стекла.
Хотя я знал об этой девчонке намного больше, чем ей бы хотелось: когда принимаешь на себя боль человека, поневоле пропускаешь через себя самые разные попутные сведения. Так, например, мне было известно, что у нас с Леночкой Кныш несовместимость по резус-фактору: информация лично мне совершенно бесполезная, но тем не менее точная.
Может быть, всё дело именно в этом? В безотказном доступе к информации?
Гипотеза красивая, но неверная: стена между нами возникла с первой встречи, когда я еще и не подозревал, что буду у этой рыженькой домашним врачом.
Кстати говоря, Софья меня так близко к себе не подпускала: эта кобылка вороная упорно не желала болеть.
Олег и Юрка были здоровые мужики, а вот Диня Дмитриенко доставлял мне порой неприятности по причине врожденной склонности к астме.
О Черепашке даже не упоминаю: мы с нею были почти что свои.
80
В общем, я очень удивился, увидев рыженькую у себя на пороге. Настолько удивился, что даже не предложил ей ни войти, ни сесть, и она, после некоторого выжидания, распорядилась этим делом сама.
Одета Леночка была по-домашнему. На ней был длинный халат из голубого шелка, расписанный зелеными и красными попугаями. Когда моя гостья опустилась в кресло, откинулась к спинке и закинула ногу на ногу, тяжелый шелк пополз с ее колена. Кожа у нее была совершенно снежной белизны, как это свойственно рыжеволосым.
"Внимание, Алексей, — сказал я себе. — Похоже, нас собираются обвораживать".
Эта мысль была, естественно, скрыта за надежным блоком и до Леночки не дошла.
— Красиво у тебя, — сказала Леночка вслух, оглядев мою меблировку.
Ответа на эту реплику не требовалось, и я лишь неопределенно пожал плечами — в смысле: тут ведь как? Тем более что на лице рыженькой не видно было особого восхищения, скорее наоборот.
— Мне сказали, что ты собираешься выяснять отношения с администрацией школы, — заговорила Леночка после некоторого молчания. — Я хочу попросить тебя, Алёша: не делай этого, будь так любезен.
— А почему? — спросил я. — Тебя устраивает неопределенность?
— Никакой неопределенности нет, — возразила Леночка. — Во всяком случае, для меня. Дело в том, что мне некуда возвращаться. Мать от меня отказалась еще до моего рождения, про отца вообще никому ничего не известно. Здесь мой единственный дом. Не делай скандала, прошу тебя, Алёша. Ты ведь не хочешь мне зла?
Красивое личико ее сморщилось, она поспешно достала из кармана халата белоснежный платочек, опустила голову и беззвучно заплакала.