Школа одаренных переростков
Шрифт:
— Мама, как фамилия Егора Егоровича?
Способ оказался более чем действенный.
Мама надолго умолкла, потом растерянно проговорила:
— А зачем тебе?
— Надо, мамочка, надо, — твердо ответил я.
— Егоров, а что?
"Так, — подумал я, и ноги у меня ослабели. — Фантазия на фамилии у них слабовата. Надо срочно домой".
А вслух спросил:
— Он сейчас у тебя?
Этот мой вопрос маму еще больше удивил, а когда удивление прошло, она, похоже, не на шутку обиделась.
— Что
— А у нас уже утро! — нашелся я.
Спасибо Петрову с его эвристикой: не пришлось тратить время на мысленную разбивку часовых поясов. Вариант "еще вечер" обещал осложнения.
— Неужели такая разница во времени? — слабеющим голосом проговорила мама, и я понял, что она сейчас заплачет.
Это тоже нужно было предотвратить.
— Дай мне номер его телефона, — строго сказал я.
— Чей? — переспросила мама.
— Ты сама знаешь, чей. Егорова Егора Егоровича.
— А что ты хочешь? — растерялась мама. — Алёшенька, не надо. Он хороший, добрый человек. И немолодой.
"Еще бы, — подумал я. — Молодого биоробота нам в семье не хватало. Хотя… с них станется. Им же всё равно, этим долбаным птицам".
— Мама, это очень важно.
Но она колебалась.
— А о чем ты собираешься с ним говорить?
— Не беспокойся, — заверил я ее, — никаких скандалов не будет. Есть разговор.
— Разговор… но о чем? — допытывалась мама.
— О моей учебе.
И опять она надолго умолкла. Так надолго, что я вынужден был спросить:
— Ты меня слушаешь?
— Слушаю, сыночек, — покорно отозвалась мама. — Просто я думаю… Он в ИКИ внештатно работает, в Институте космических исследований. Мне тоже показалось, что он знает о твоей школе больше, чем я ему рассказываю.
— Ну, вот видишь, — сказал я, чувствуя себя старым и утомленным от своей мудрости.
— Ладно, записывай, — сдалась наконец мама. — Только я прошу тебя, сыночек: не надо ему дерзить.
— Да ты что, мама, — снисходительно сказал я. — Когда я дерзил старикам?
— Ты очень изменился, — печально проговорила мама. — Голос стал такой грубый…
И она без запинки продиктовала мне номер телефона, хотя память на такие вещи у нее всегда была слабая.
78
"Егоров, Егор Егорович, Егор Егорович Егоров… — повторял я на все лады, расхаживая по комнате из угла в угол. — Если это не случайное совпадение — значит, не так уж бережно и аккуратно они поддерживают мою переписку с мамой. Значит, крутятся возле нее и делают попытки окончательно ее от меня отвадить. Ведь это единственная теперь ниточка, связывающая меня с Большой Землей".
Меня? Почему, собственно, только меня? Нас, Гольцов, нас.
Всех нас.
В том-то всё и дело: кроме моей мамы, нет в России больше ни одного человека, которому нужно знать, где мы находимся.
Был еще один, но его уже отвадили.
Как отвадили, почему отвадили — интересный вопрос.
И куда, вы думаете, я с этим вопросом отправился?
Естественно, к Денису Дмитриенко.
"Отправился" — это фигурально сказано. На самом-то деле я никуда из своей комнаты не выходил. Чего ради шляться по общежитию? В нашем положении одаренных переростков было множество удобств, грех ими не воспользоваться.
Я врубил свою, как это принято здесь называть, дистанционку и стал ворочать мысленным лучом, прощупывая стенные толщи жилого корпуса.
— Лёха, ты? — Это Олег.
— Алёшка, почему не спишь? — Это Соня.
— Вот приду сейчас и уши оборву! Заколебали. — Это Юрка Малинин.
Всем им я отвечал:
— Ферцайюнг, фальш фербунден.
В смысле: "Извините, ошибся номером".
По-немецки — единственно для того, чтобы избежать лишних вопросов.
Рита Нечаева, само собой, капитально молчала. Спала, прикрыв голову мягкой теплой подушкой неведения.
Тут я впервые подумал, что ее неспособность к прослушиванию, возможно, носит страусиный характер. Не умеет, потому что не хочет. Не хочет — потому что боится. Боится узнать, что о ней думают. Вообще боится узнать что-нибудь страшненькое.
Но это было частное соображение, отвлекавшее меня в сторону от расследования.
Наконец я нашарил ателье Дмитриенки.
— Денис?
— Кто там? — откликнулся сонный портняжка. — А, это ты, Гусак… Чего тебе? Ни сна, понимаешь, ни отдыха…
— А не ты ли допекал меня своим вытьём?
— Каким еще вытьём? Старик, о чем ты?
— Не ты ли выл мне на ухо: "Вы-ы-пустите меня отсюда?.".
Надо было расслабить белобрысого, напомнить ему о доброй дружеской шутке.
Трюк подействовал.
— Во-первых, не по ночам, — фыркнул Денис. — А во-вторых, это был не я.
— Ты, Диня, ты. Теперь пришло время расплаты.
— Ладно, — вздохнул Дмитриенко. — Плати, только быстрее.
— Да это не я тебе, это ты мне будешь платить.
— Чем?
— Информацией.
— Какой еще информацией?
— Про твоего двоюродного брата.
От неожиданности Дмитриенко долго молчал.
— А какое тебе… — начал он — и рассвирепел. — Слушай, ты что, с крюка сорвался?
— Да, — миролюбиво ответил я, — сорвался. И спать тебе я всё равно не дам. Пока не ответишь. Я псих ненормальный. А психи — они все жутко настырные.
— Чего тебе от меня надо? Чего ты добиваешься?
— Хочу узнать, что случилось с твоим братом и отчего ты разлюбил свою родину.