Школа одаренных переростков
Шрифт:
Дверь была распахнута настежь.
В коридоре, жужжа и мигая, слабо светился потолочный плафон.
— Что это у тебя с лицом? — поинтересовался Олег.
— У меня? — Я машинально взглянул в зеркало.
Да, классно отделала меня Леночка Кныш. Вид у меня был такой, как будто я побывал в когтях у росомахи.
— Так, ерунда, порезался.
Олег склонил голову к плечу, прищурил глаз.
— И всё-то мы врём, всё-то врём. Ну, а в окно для чего барабанишь? Музыкальная пауза?
— Так
— Ну, во-первых, не авария, а экстренное торможение и разворот. А во-вторых — даже если дверь заклинило, это не причина, чтобы окна бить.
Невозмутимость Олега всегда меня удивляла. Даже сейчас он был в полном параде, застегнутый, обутый, при галстуке.
Не человек, а ходячий саркофаг.
— Что у вас там? — спросил я. — Все живы?
— Все живы — даже в большей степени, чем надо, — спокойно отвечал стриженый. — Леночка в истерике, Юрка беснуется, Денис порезался стеклом и лежит на моей постели, пачкая ее кровью. А в остальном, прекрасная маркиза, всё хорошо, и жизнь легка.
— Порезался стеклом? — переспросил я, чувствуя, как на плечах у меня, на груди и даже на животе взбухают и пульсируют, поспешно затягиваясь, Динькины порезы. — Как это он?
— Пытался вылететь в окно, тебе подобно. А окно было закрыто.
— Вылететь? Зачем? — спросил я.
— Тоже, наверно, заклинило дверь. Ну, ближе к делу. Надо остановить кровотечение.
Мне совсем не понравилось, что всякие там стриженые знают о моей специализации больше, чем им положено.
— А я-то здесь при чем?
— Да ладно, — сказал Олег. — Не теряй времени. Действуй.
И в эту минуту в мою комнату ворвался Юрка Малинин.
В полосатой пижаме он был похож на беглого каторжника — с той только разницей, что каторжников, по-моему, бреют наголо. Во всяком случае, не дают им отращивать красные перья на голове.
— Вот они где, провокаторы! — заорал Малинин. — Совещаются, портачи! А люди истекают кровью! И воздух кончается!
— Не надо паниковать, — сказал Олег. — Это временные трудности. Всё восстановится.
— Ага, восстановится! — взвыл Юрка. — Держи карман шире! Нет, пацаны, нам хана! Нам кранты, доигрались!
— Спускайся в столовую, — сказал Олег. — И жди меня там.
Эти спокойные слова окончательно вывели Юрку из себя.
— А ты-то мне на что сдался? Ты-то мне чем можешь помочь? — завизжал он — и вдруг, боднув воздух головой, кинулся к стриженому. — Всё из-за тебя, изыскатель!
— Но-но, спокойно, — проговорил Олег и, схватив его за воротник пижамной куртки, ловко вывернул ее наизнанку — так, что Юркины руки оказались прижаты к туловищу.
— А-а, мент позорный! — взвыл Юрка, пинаясь во все стороны ногами.
Я взял на себя Юркин страх — и это было ужасно.
Меня затошнило, сердце заколотилось, я весь покрылся холодным потом.
Теперь мне стало ясно, какой смысл люди вкладывают в понятие "животный страх": не просто страх звериный, но — страх, из-за которого желудок мгновенно сжимается до размеров куриного пупка.
Только не закричать, подумал я, стискивая зубы. Только не закричать!
Юрка всхлипнул, удивленно оглянулся, съежился — и притих.
— С Денисом всё в порядке, — сказал я Олегу. — Но у меня дико важные новости. Я должен тебе всё рассказать. Только наедине.
— Нет проблем, — отозвался Олег. — Вот отведу мальчонку — и вернусь.
— Эй! — крикнул я. — Не захлопывай дверь!
Но было уже поздно: замок защелкнулся.
Я кинулся к двери, подергал ручку, толкнулся плечом — бесполезно.
Чертов куратор.
90
Вернулся стриженый довольно быстро: я только успел залечить свои раны.
— Всё, угомонились, — сказал он со вздохом облегчения и сел в кресло. — Ну и ночка.
— Есть очень важные новости, — дрожа от нетерпения, начал я.
— Не надо, — остановил меня Олег. — Не надо ничего рассказывать, я всё слышал.
— Что ты слышал?
— Всё. В том числе и то, как ты хамил Егорову.
От обиды у меня перехватило дыхание.
— Кто, я хамил? Это он мне хамил!
— Он не мог тебе хамить, — возразил стриженый. — Ты даже не представляешь, с кем ты разговаривал.
— А ты представляешь?
— О да.
Очень убедительно прозвучало это "О да". Значит, к нам с мамой была приставлена очень важная птица.
— Ну, и что это за Егоров? Главный администратор?
— Теперь уже неважно. И всё, что ты так рвешься мне рассказать, тоже не имеет никакого значения. Пустяки всё это.
Я был в полной растерянности. Так много я узнал, так много нужно было сказать — и вдруг обнаруживается, что для стриженого это пустяки.
— А ребята знают? — помолчав, спросил я.
— Нет, они всё проспали, — устало ответил Олег. — Да успокойся ты, сядь. Слишком перевозбудился.
Я покорно сел.
— Значит, так, Алексей… — сказал стриженый, придвинувшись ко мне ближе.
От него пахло странным перегаром… как будто он пил ацетон.
— Значит, так. До отъезда ты сидишь здесь…
— До какого отъезда?
— Не задавай дурацких вопросов. Из комнаты никуда не выходишь, попыток связаться с ребятами не предпринимаешь…
— Но почему? — возмутился я.
Так здесь со мной еще никто не разговаривал.