Школа ужасов
Шрифт:
– Нет! Нет! Чаз не убивал Мэттью! Он не мог никого убить.
– Но тебе известно имя мальчика. Откуда? Где ты его слышала?
Девушка рванулась прочь.
– Чаз приезжал еще раз. Сегодня. Куда он отправился, Сесилия?! Бога ради, скажи наконец, где он?
Девушка не отвечала.
Линли лихорадочно продолжал говорить, подыскивая аргументы, которые могли бы заставить ее признаться.
– Разве ты не понимаешь? Если Чаз не виновен, ему самому угрожает опасность.
– Лжете! – выплюнула она.
Она была права,
– Скажите мне, куда он пошел.
– Не знаю! Не знаю! Он не сказал мне. Я говорила ему, что никогда его не выдам, но он все равно не сказал. Он знает, что вы гонитесь за ним. Он ничего не сделал, а вы думаете, он виноват. Он смеется над вами, смеется. Он велел передать вам, что пойдет путем величия. Так и сказал, этими самыми словами. А потом ушел.
– Когда это случилось?
– Час назад. Можете бежать за ним, если хо тите. Ищите!
Линли поднялся на ноги. Ему казалось, что слова Чаза огнем горят в его мозгу. Он узнал эти слова. Дебора Сент-Джеймс вечером в понедельник читала ему элегию Томаса Грея.
Нет, он не желал понимать, что означают слова Чаза. Он не хотел обнаружить свой ужас перед этой девочкой. Неужели она еще недостаточно настрадалась?
Но Сесилия что-то угадала по его лицу. Когда Линли, коротко поблагодарив, вместе с Сент– Джеймсом направился к двери, Сесилия кинулась вслед за ними.
– Что это значит? – спросила она. – Что вам известно? Скажите мне!
– Присмотрите за ней, – попросил Линли, оглянувшись на миссис Стридер.
Они вышли под дождь. Дверь захлопнулась, заглушив крики девушки.
Линли достал из машины два фонаря, передал один Сент-Джеймсу.
– Скорее, – поторопил он его, поднимая повыше воротник пальто.
Ветер бросал им в лицо струи дождя. Линли и Сент-Джеймс почти бежали по шоссе, затем свернули на дорогу, ведущую к церкви Сент-Джилс. Церковь казалось темной, заброшенной. Лучи фонарей отражались в разбросанных там и сям глубоких лужах. Сломанные ветки цеплялись за их одежду, с обочины, где не успела вырасти весенняя трава, летели брызги грязи.
Линли понимал, что Сент-Джеймсу трудно поспевать за ним. Он хотел поддержать его под руку, чтобы тот не споткнулся, но когда он оглянулся на друга, Сент-Джеймс, отплевываясь от попавших в рот струй дождя, крикнул ему:
– Давай вперед. Все в порядке! – И Линли бросился бежать. Его подгоняла непрерывно звучавшая в его голове строка поэта и скрытый в ней страшный смысл, его подгоняла тревога, прозвучавшая в голосе Сесилии Фелд, его подгоняла безнадежность, проступившая нынешним утром на лице Чаза Квилтера.
«И путь величия ко гробу нас ведет». Неужели эта участь ждет Чаза? Старший префект, член школьной сборной по регби, по теннису, по крикету. Красивый, умный, всеми любимый. Уверенный в своем будущем: Кембридж, успешная карьера, вся жизнь ему открыта.
Впереди
– Чаз! Чаз Квилтер!
Он бежал к стоявшей в отдалении церкви, на цементной дорожке ноги не так скользили. На ходу Линли водил фонарем из стороны в сторону, но его луч не выхватывал из темноты ничего, кроме надгробий, словно оплывших под дождем, и прибитой ливнем к земле травы.
Под второй аркой Линли нашел еще один предмет одежды – желтый пуловер. Он, как и пиджак, был брошен в угол, но зацепился рукавом за торчавший из стены гвоздь. Этот рукав, словно призрачная рука судьбы, указывал в сторону церкви. Линли побежал еще быстрее.
– Чаз! – Порыв налетевшего с запада ветра унес его призыв.
Луч фонаря вновь заплясал по надгробьям. На бегу, не останавливаясь, Линли направил фонарь на церковь, на ее окна.
– Чаз! Чаз Квилтер!
Ветер повалил на тропинку розовый куст. Линли споткнулся о него, шипы впились в брюки. Пришлось опустить фонарь, высвободиться, разрывая второпях материю. Когда Линли выпрямился, луч фонаря упал на что-то белое впереди, что-то, как ему показалось, двигавшееся из стороны в сторону.
– Чаз!
Сойдя с тропинки, Линли побежал напрямик между могил к фигуре под развесистым тисом, замеченной им издали. Белая рубашка, темные брюки. Это Чаз. Это должен быть Чаз. Но почему он сделался таким высоким, таким неестественно высоким? Почему он вертится, вертится, вертится на одном месте, взад и вперед? Качается из стороны в сторону, словно ветер шатает его, сбивает с ног. Качается на ветру…
– Нет! – Линли пробежал последние двадцать ярдов, отделявшие его от тиса, подхватил тело юноши за ноги, пытаясь приподнять его. – Сент-Джеймс! – позвал он. – Скорее, бога ради! Сент-Джеймс!
Послышался ответный крик. Кто-то спешил к нему. Линли прищурился, плохо видя сквозь дождь, слыша лишь, как стучит его сердце. Это не Сент-Джеймс бежит к нему, петляя между могилами. Это Сесилия.
Девушка пронзительно закричала, подбегая к нему. Она уцепилась за Чаза, она впилась ногтями в руки Линли, отрывая его от Чаза, она даже укусила его, пытаясь отнять у него своего возлюбленного.
– Чаз! – кричала она – Чаз! Нет! Чаз! Не надо!
Подоспевший на помощь Сент-Джеймс схватил девушку, оттащил ее в сторону, попытался увести. Она перестала кричать, но все еще пыталась ударить его, высвободиться. Сент-Джеймс завел руки ей за спину, крепко удерживая. Сесилия бессильно уткнулась лицом ему в грудь.