Школа. Первый пояс
Шрифт:
— Лепёшка?! Это лучшая сдобная булка моего квартала!
— И чё? — я повторил любимый вопрос Гунира.
— Кто её печёт, по-твоему? Воин? Кто ставит тесто, греет печь, продаёт в лотках, толкаясь на улице? Кто нам разносит еду, глупый пастух?
— Хватит оскорблять. А то дам по шее. Не думаю, что Воины. Обычная Закалка.
— Правильно, пастух! — отмахнулся от моего предупреждения парень. — Плати подушный налог и можешь хоть весь свой посёлок сюда выписать.
— Весь не надо. И сколько?
— За пересечение не помню. Никогда не интересовался.
— А сколько зарабатывают?
— С Закалкой, если ни в бойцы не идёшь, ни ремеслом не владеешь, то под две с половиной тыщи зелени в год. Воины, ремесленники — больше. Те же ватажники, к примеру, гораздо больше. Но у них там и мрут часто.
Выходит прилично. Мне вспомнились выселенные дома.
— Тут недавно куча послушников погибла в лесу.
— Ага, — Дарит помрачнел. — Гнездо выжигали. Такое раз в два-три года случается. В этот, правда, совсем всё худо вышло. Даже приём увеличили.
— Так что с семьями, которые остались без Воинов? Пинком в нулевой?
— Ну, ты уж прям! Не дай Небо, власть получишь в Ордене, — покачал головой парень. — У них три пути. Самый сложный — самим платить увеличенный налог, как семье без основы и бесполезным на пути возвышения. Попроще — договориться с кем-то, чтобы они по их спискам проходили. Тут уж кто как договаривается.
— Например?
— Деньгами, работой, услугой. Вот Ули, к слову. Её семья отдавала в невесты, куда-то на запад, зажиточному крестьянину, тот — деньги для их мастерской. Востребованная услуга. Девушки с талантом нужны всем.
— Ага. Но она здесь?
— Взбунтовалась. Деньги у папаши украла, купила зелье возвышения, оплатила экзамен, месяц по чердакам пряталась, ждала приёма. Теперь сама Воин, с Фатором шашни крутит. Папаша вчера за воротами встретил, в ногах валялся и прощения просил, — Дарит ухмыльнулся. — Зрелище!
— А Калира? Тоже так?
— Не, по-другому. Семья никудышная. Никогда не слыхал, чтоб у них Воины были. Только она с талантом. Без всякого зелья. Во, как! Её мачеха сюда запихнула. Чтоб она в Школе побольше звёзд получила, а семья — своего Воина и перестала деньги за списки отдавать. А она тут с Виликор тоже плохого нахваталась.
Дарит засмеялся и принялся тыкать меня кулаком в плечо, видно, думал, что я пойму его шутку. Но я лишь терпеливо ждал продолжения.
— Ага. Третий. Самый простой и для совсем отчаявшихся. Идёшь в долговой дом и отдаёшь себя в закупы. Работаешь на хозяина, а он за тебя платит.
— Спасибо, — теперь я ткнул его в плечо. — Буду думать.
— Чё это ты думать будешь? Чего за проблема объявилась?
От любопытства Дарита еле удалось отбиться. Даже напоминание, что прошлое глупое желание поглядеть вылилось в противостояние со снежинками и кучу переломов, не сильно охладило его. Впрочем, я был упрям, а там, в спальне, бурлили и выплёскивались новости, которые проходили мимо него, пока он здесь болтал. И я, наконец, остался совсем один. Долго думал. Представлял, как это будет. Множество раз сходился в мысленных спорах с мамой. Побеждал и проигрывал. Но всё же решился. Это мой и только мой выбор.
Отряхнулся от пыли и песка, что осели на мне за целый день под небом. Вот она дверь, к которой я ни разу не подходил. Коснулся дерева пальцами. Замер в последнем сомнении. Но через десяток вздохов постучал. Дверь открыла Калира. Впрочем, я видел и сидящую с мечом Виликор.
— Я прошу старшую выйти для разговора.
Ждать я не стал и вернулся под небо, к дальней границе ринга. Если присмотреться, то часть площадки, та, что под лозунгами, стёрта сильнее. Моё воображение не нужно много просить, и я тут же увидел в потёртостях отпечатки сапог учеников. Тысячи их стояли вот здесь, на этом почти круглом пятачке, где бойцы ожидают отмашки Шамора. Был ли он учителем в прошлые годы? К кому его можно отнести? К людям Дигара или старейшины?
А вот и лёгкий шорох шагов. Я развернулся.
— Что у тебя за дело на ночь глядя?
— Я должен повиниться перед тобой. В нашем договоре — я обманщик, что получил всю выгоду, оставив тебя ни с чем.
— О чём ты говоришь?
— Я не буду поступать в Академию. Через две недели, после экзаменов я откажусь от контракта послушника и стану вольным идущим.
Виликор не схватилась за меч, не сжала кулаки. Но её бешенство было легко различимо в участившемся дыхании, дрожащих крыльях носа, в неестественной бледности лица, на котором страшными провалами смотрелись чёрные глаза.
— Ты сошёл с ума за эти два дня? Что произошло с тобой за стенами? Люди Киртано?
— Нет.
Такой вопрос я задавал и маме. Но она клялась, что в квартале не бывало чужаков. Смешно. Чужаки в квартале чужаков. И никто не подходил к ней с угрозами и уговорами. Она даже не смогла припомнить никаких слухов о Снеге по городу. Только о Киртано, что в каких-то магазинах повысили цены.
— У меня есть только моя семья. Сестра и мать. Даже возвышение я начал лишь ради них. Сначала думал, что ради мести. Но теперь понимаю, что это не главное. Главное, чтобы они были рядом.
— Мне расплакаться? Что ты несёшь?
— Моя семья против Ордена. Я не знаю, что и когда она услышала, но теперь считает, будто у Ордена трудные времена. Что он уже пустил под нож послушников и готовится сделать это снова.
— Что за бредни блаженного с рынка? Когда это вокруг бывали лёгкие времена?
— Я не знаю. И у меня нет времени выяснять. Против семьи я не пойду. Иначе к чему были все эти годы и усилия?
— Войди в Орден! — с нажимом произнесла Виликор. — И узнавай всё там! Уговори свою мать оттуда!