Шкуро: Под знаком волка
Шрифт:
— Командование армии ценит вас, как боевого военачальника казачьих войск, — при этом Романовский несколько проснулся, сверкнул взглядом. — Здесь, на Раде, вы занимаете правильную позицию, но иногда. «от проскальзывают у вас необдуманные высказывания: то рабочим восьмичасовой рабочий день обещаете, то Краснову — атаманство…
— Ой, Иван Павлович, — Шкуро на этот раз постарался предстать перед собеседником наивным офицером, взволнованным сложной военной обстановкой, — с этими рабочими и мужиками не поймешь, как и говорить. Вот батько Махно объявился. Пол-Украины захватил. Все мужики за него, потому что отнимает землю у помещиков и отдает им. Он и с красными столкуется, я как мне доносит разведка, многие казаки принимают
— Но вот вы же держите свою дивизию.
— Ну кто я? И что одна дивизия?
Кажется, Романовский уже не играл роль, а серьезно озаботился.
— У вас хорошая разведка, — сказал он. — И о действиях Махно получаете сведения?
— Только что мой человек оттуда прибыл. Петлюра помогает ему оружием, но Махно против самостийной Украины. Он и с красными ведет переговоры, собирается и с казаками договариваться. Здесь нам надо, Иван Павлович, меры принимать. А то, знаете…
Врангель» вызванный с фронта к главнокомандующему, въезжал на автомобиле в Екатеринодар поздно вечером. Уже на набережной возник нарастающий, нестройный шум толпы: кричали, пели, кого-то славили. Врангель недовольно сказал адъютанту:
— Опять шкуринцы безобразничают. Разве сегодня праздник?
— У них каждую ночь праздник, ваше превосходительство. На сегодня 13 декабря — Андрей Первозванный.
— Черт знает что! В городе располагается Ставка, а они себя так ведут. Не воинская часть» а вольница Стеньки Разина, — проговорил барон и с горечь» подумал, что бандит с большой дороги такой же командир дивизии, как и он, представитель знаменитого рода Врангелей, высшей аристократии России. Конечно, по сути дела, у него, барона, корпус, но разве Врангелю так уж лестно командовать корпусом? Тем более что главнокомандующий чуть ли не из мужиков, совершенно бездарный командир и политик примитивный. Все у него: «Мы с Иваном Павловичем обсудили… Мы с Иваном Павловичем решили…» Да и Романовский тоже… Если честно, без ложной скромности, то существует лишь один генерал, способный руководить армией и довести ее до Москвы — и это он, барон Врангель.
Повернули к центру, и приветственным салютом захлопали винтовочные выстрелы.
— Уже до стрельбы догулялись, ваше превосходительство. Недавно гуляли вот так и в гостинице застрелили офицера из Татарского дивизиона.
Врангель не впервые сталкивался с ночными безобразиями шкуринцев, но такого еще не бывало: под окнами воинской гостиницы тысячная пьяная толпа, барабаны, балалайки, дикие танцы, стрельба из наганов и винтовок. За толпой — конники» Джигитуют, скачут по тротуарам. И все в волчьих папахах, с волчьими хвостами на бунчуках.
Шофер притормозил автомобиль, въезжая в толпу. Там закричали: «Кто такой прется?.. Стой!» Адъютант приоткрыл дверцу и крикнул:
— Дорогу генералу Врангелю!
— Спросите его, кто здесь веселится, — сказал барон.
— Полковник Шкуро гуляет? — спросил адъютант казака.
— Не полковник, а генерал Шкуро!
Началась жизнь
Для генерал-майора Шкуро был немедленно оборудован салон-вагон. Пока, правда, удалось найти лишь одно чучело волка. Его поставили в углу столовой напротив любимого значка-флага, где на черном шелке волчья голова с оскаленной пастью. К салону подцепили вагон для конвоя и оркестра трубачей. На первое время хорошо.
Поменялись некоторые адъютанты — старые стали офицерами в сотнях. Молодой кавказец Акоев привел повара, умеющего делать лучшие на Кавказе шашлыки. Другой новый адъютант Медвянов, известный еще с Румынского фронта, пригласил для работы в столовой и на кухне четырех девиц из знаменитого «Яра» в Панской Куте на окраине города.
Дома генерал Шкуро устроил праздник для родных и станичников, а в салон-вагоне — мужской праздник с песнями и трубачами. Пели новую:
Кто лихой налетай Красных всюду гнал? Кто их бил без счета? — Шкуро генерал!..Началась жизнь, и генерал-майор Шкуро сбросил с души тяжкие путы, которыми сдерживал свои человеческие порывы. За столик в салон-вагоне посадил рядом, а потом и на колени официантку брюнеточку Жанну. Взволновали наглые черные глаза и завиточки волос на шее. На ночь увел ее в свою спальню.
А на утро — война. Вызвали в штаб к Романовскому, Шкуро теперь был спокоен: генерал говорил с генералом. Вместе склонились и ад картой.
— После сдачи Ставрополя красные закрепились на рубеже Благодарное — Александровское, — говорил начальник штаба. — Врангель пытался сбить их и взять Святой Крест, но эта операция не удалась, и… Антон Иванович решил: перебросить его корпус на Украину для предупреждения возможных действий со стороны Махно и Петлюры. Красные явно готовят наступление именно сейчас, пытаясь взять Баталпашинскую, разгромить Султан-Гирея [46] и взять Армавир. Тогда Врангель окружен. Там держит оборону ваша дивизия, но по моим сведениям, положение ее тяжелое.
46
Султан-Келеч-Гирей — полковник, участник «Ледяного» похода. В 1918 г. — командир Черкесского конного полка, затем 2-й бригады 1-й конной дивизии, с декабря 1918 г. — генерал-майор и начальник Черкесской конной дивизии. Эмигрировал. Во время 2-й мировой войны служил в кавказских национальных частях германской армии. Казнен в Москве 16 января 1947 г.
— По моим тоже, — перебил Романовского Шкуро. — Сырая погода, болеют и люди и лошади. Питьевая вода не годится. В сотнях большие потери: осталось по тридцать-сорок человек.
— Причем половина из них дезертиры.
— Казаки не дезертируют, Иван Павлович. Им некуда бежать со своей земли. Они уходят домой на побывку. Отдохнуть и помочь семьям.
— Главнокомандующий приказал вам лично выехать на фронт и навести порядок в дивизии. Она входит в Третий армейский корпус генерала Ляхова. Его штаб на станции Киян. Завтра вы должны быть в своей дивизии. Главная задача — отстоять Баталпашинскую, не дать красным форсировать Кубань и начать контрнаступление на Кавминводы, места вам знакомые.
— Не помню, сколько раз я их брал.
— И сколько раз отдавал, — по-начальнически улыбнулся Романовский.
Все-таки не мог он избавиться от привычки обязательно дать собеседнику почувствовать свою несостоятельность перед его мудростью.
В салон-вагоне из-за столика возле купе-штаба поднялся офицер и доложил по форме:
— Ваше превосходительство! Дежурный адъютант хорунжий Кузьменко! Докладываю…
— Здравствуй, Коля. Заходи рассказывай.
Доложил, что приехали старики из Баталпашинской.
— Где они? Что им надо?
— Я их отправил в вагон конвоя, а то здесь эти женщины снуют. Жанна, Эльза… а просят они, чтобы генерал Шкуро приехал и защитил ихнюю станицу от красных.
— Придется ехать. Кстати, и Деникин так же думает. Поедем?
— Раз такое дело — сам командующий приказал. Надо ехать, Андрей Григорьич.
— Действуй. Командуй. Заказывай паровоз, собирай людей. Чтобы часа через два-три выехали. Девочек на фронт не берем. Пусть отдыхают и ждут нас. Если потребуется — вызовем. Себе-то выбрал?