Шквальный ветер
Шрифт:
– Кажется, я слышала о вас, - сказала в задумчивости.
– Вы по телевизору выступали?
– Выступал, дорогая. И не раз. Вот видишь, значит, мы найдем общий язык?
Девушка молчала, покусывая губу:
– Уже поздно, даже не знаю...
– А кто сказал, что ночь - плохое время?
– более активно перешел в наступление Абдулла.
– Ночью звезды горят, ночью ласки дарят, ночью все о любви говорят, - пританцовывая, продекламировал он слова известной в свое время песенки. Затем, как фокусник извлек одним движением из кармана стодолларовую купюру и протянул проводнице.
–
Девушка чуть помедлила и, отвернув глаза от Валентина, взяла деньги.
– Хорошо, я позову Таню из соседнего вагона.
– А тебя как зовут?
– Зара.
– Ты армянка?
– Наполовину. Отец у меня абхазец.
– А Таня?
– Таня русская.
– Отлично, - хлопнул в ладоши Абдулла.
– Зови Таню! Ждем вас...
– Ну ты даешь!
– усмехнулся Валентин, едва за проводницей захлопнулась дверь.
– Я думал, вот сейчас она тебя отбреет. Ан нет, даже подружку согласилась привести.
– Э-э, Валя!
– обнял за плечи Абдулла бывшего однополчанина.
– Ты плохо знаешь женщин. А мне достаточно раз взглянуть, чтобы понять, кто чего хочет и чего стоит... Только чур уговор - русская моя.
– А если она страшненькая?
– Все равно. Ты бери Зару. Она на тебя глаз положила. Я видел.
– Ну психолог!
– покачал головой Валентин.
– А чего это тебя на славянок потянуло?
– Э-э!
– Абдулла погрозил пальцем. Секрет, друг мой, секрет. Но если ты не станешь соперничать, так и быть открою тайну. Знаешь, у нас есть такая пословица: джигит не собака, на ворон и на кости не бросается, ему подавай белую кобылицу. Вот так. А своих... у меня и в гареме хватает.
– В гареме?!
– широко раскрыл глаза Валентин.
– А что тут такого? Не забывай, Абдулла - потомок знатного хана Нагиева. Его, кстати, тоже Абдуллой звали. Вот у того Абдуллы был гарем так гарем - сто красавиц, разных мастей из всех волостей! А у меня пока десяток. Правда, тоже ничего кобылицы, молодые, резвые. Приедем, сам увидишь.
– Ты же, помнится, собирался жениться?
– Валентин никак не мог взять в толк, разыгрывает его друг или говорит правду. То, что он всегда был похотлив, Валентин знал. На Дальнем Востоке редкая из женщин, приходившая к Абдулле на прием, не побывала потом у него на квартире. В гарнизоне он был единственный врач, к которому обращались и офицерские жены, и местные молодицы. Нагиев не только лечил от всяческих недугов, но и освобождал не желавших рожать от плода.
– Собирался и женился!
– с улыбкой кивнул Абдулла.
– Но жена есть жена, её надо беречь. Она для семьи, для потомства, а для души - кобылицы. Покатался на одной, на другой - хорошо!
– Да ты совсем стал циником, - хмыкнул Валентин.
– А как относится к этому жена?
– При чем тут она?
– посерьезнел Абдулла.
– Я её кормлю, пою, одеваю, забочусь обо всем. А как деньги зарабатываю, чем занимаюсь, не её дело. Она знает это и никогда не спрашивает, где я был, с кем, если я сам не расскажу ей.
– Хорошая жена. И ты никогда не интересовался, волнуют ли её твои отлучки?
– Зачем? Наши кавказские женщины тем и отличаются
Разговор прервал стук в дверь. Вошла Зара, ведя за собой крупную русоволосую женщину лет тридцати.
– А вот и мы, - сказала она и отступила к полке, чтобы представить во всей красе свою подружку.
– Знакомьтесь, Татьяна.
Абдулла браво подскочил и протянул женщине руку. Та тряхнула её по-мужски. Нагиев расплылся в улыбке:
– Вот это женщина! "Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!"
Да, рука Татьяны была жесткая и сильная - это Валетин ощутил по тому, как она стиснула его ладонь.
– Присаживайтесь, - пригласил Абдулла Татьяну на свою полку.
– Сейчас мы все организуем. Как насчет коньяка?
– обратился он к Заре.
– Если вас устраивает, - усмехнулась девушка, видимо, представив невысокого Абдуллу рядом с этакой секс-бомбой.
– Не только устраивает, - расцвел Нагиев.
– У меня просто нет слов.
...Через полчаса в купе пир шел горой. Татьяна, как оказалось, обладала не только мужской комплекцией, но и пила по-мужски - одним глотком осушая рюмку за рюмкой и не пьянея, а лишь становясь бесцеремоннее и развязнее.
Абдулла заводился, обещая устроить Татьяне такую ночь, какую она не испытала и в медовый месяц, предлагал пари, кто запросит пощады первым. В конце концов они ударили по рукам.
– Только, чур, свет не выключать, предупредила Татьяна.
– А то я видела, ты уже двух дублеров подготовил, что отираются за дверью.
Валентин и Зара от души расхохотались: за дверью действительно маячили телохранители Абдуллы, располагавшиеся в соседнем купе.
– Пойдем ко мне, - предложила Зара Валентину.
– Не будем им мешать.
Действительно, пора было расходиться - четвертый час ночи, - и у Валентина слипались глаза: сказывалось дорожное напряжение, да и в столице он целый день слонялся без толку, почти не присев передохнуть. Он, пожалуй, отказался бы и от любовных утех соблазнительной горянки, но не хотелось терять свое мужское достоинство в глазах в общем-то нравящейся ему женщины...
В свое купе Иванкин вернулся в шестом часу утра. Татьяны там и след простыл. Абдулла храпел на весь вагон, как после утомительного, тяжкого труда. Его сон по-прежнему охраняли двое крепких, знающих свое дело молодцов.
6.
6.
Установить летчиков, нанесших ракетно-бомбовый удар по Чирчику, Русанову труда не составило. Взглянув на плановую таблицу боевых вылетов и время нанесения удара, он безошибочно вычислил капитанов Мельничкова и Кудашова. Летчики и не отпирались: да, врезали по "духам", накрыли их в кирпичном полуразрушенном домишке, откуда постоянно обстреливались наши вертолеты, возвращавшиеся с задания. Мельничков и Кудашов специально оставили по паре ракет на обратный путь, чтобы наказать тамошних дудаевцев. А то, что убиты при этом двое мирных жителей и ребенок, - вранье чистой воды: не могла хорониться семья там, откуда постоянно велся огонь. А если все же она там оказалась, значит, стрелял по "вертушкам" сам глава этой семьи.