Шлейф сандала
Шрифт:
– Нельзя мне винегрет! – испуганно воскликнул Павлуша. – Вспучит ведь! Греха потом не оберешься!
– Чего это вы там? – Степанида Пантелеймоновна настороженно посмотрела на молодых людей, в особенности на свою дочь.
– Ох, не знаю, матушка! – купеческий сын повернулся к матери. – Что это вы мне за девицу сватаете, которая только траву ест да кашу без масла?! Хотите, чтобы сгинул я, ссохся?!
– Что ты говоришь, Павлуша? – женщина растерянно развела руками. – Это кто ж тебе такое сказал?
– Она и сказала! – он ткнул в Минодору толстым пальцем. – Мол, прикажет мужа своего пустыми щами кормить!
–
– Пришли мне тут своего сынка навязывать! Вечно к нашему берегу не плывет бревно, а все говно да щепка! Не пойду я за бздуна вашего капустного! Не пара он мне!
После этих слов за столом началось настоящее светопреставление. Сваха охала, Колодникова причитала, Степанида Пантелеймоновна хваталась за сердце, а Павлуша наливался краской, как спелый помидор.
Минодора не стала слушать этот концерт и, схватив шаль со спинки стула, выскочила из комнаты. Она выбежала из дома, чувствуя, как внутри бушует и радость, и страх, и гордость за саму себя.
– Пускай хоть в лепешку теперь разобьются! – прошептала она, направляясь к парикмахерской. – Не взять меня голыми руками!
Девушка завернула в проулок, чтобы не идти по дороге. Матушка ведь и слуг могла вдогонку отправить. Выйдя с другой стороны, Минодора увидела в окошке силуэт Елены, которая расчесывала волосы и тут же заметила мужика в кустах, который тоже смотрел на окно. Он явно следил за хозяйкой дома, прижавшись к соседскому забору.
– Ах, ты ж га-а-ад… - протянула Минодора, чувствуя, как горящему внутри пожару несправедливости присоединяется праведный гнев. – Ну, держись.
Глава 47
С пасмурного неба начал накрапывать мелкий дождь. Он то затихал, то снова, взбодрившись, начинался, оставляя на каменной мостовой быстро исчезающие следы. Девушка развернулась и быстро нырнула в узкий проулок, из которого можно было выйти на эту же улицу, только чуть ниже. Ее возмущению не было предела. Мужик под окнами у женщины отирается! Видать, чей-то слуга из ближайших домов. Совсем совесть потерял!
– Портки спустить и выпороть! – проворчала она, размахивая руками. – Чтоб неповадно было!
Наверное, если бы в этот момент Минодору увидели те самые пресловутые ниндзя, они бы точно потеряли дар речи. Или обзавидовались. Это была грация тучи, крадущейся из-за кромки леса, плавность астероида, скользящего в глубине вселенной, величественность комбайна, выплывающего из-за дрожащего от жары горизонта… Обернись в этот момент ничего не подозревающий Жариков, его бы точно хватил удар.
Минодора увидела спину бесстыдника, зло прищурилась, чувствуя непреодолимое желание выплеснуть всю свою ярость. Она неслышно приблизилась к занятому наблюдением мужчине и посмотрела на свои руки, словно размышляя как лучше схватить его. Девушка сжала-разжала пальцы, примеряясь к шее. Не-е-ет… Сожмешь чуть сильнее и всё, пиши пропало. Потом она подняла кулак над головой мужчины, представляя, как опустит его прямо на маковку. Эх, не пойдет… А вдруг помрет? Минодора плюнула и, перекинув руку через его голову, сжала шею незнакомца так, что он испуганно засучил ногами. Когда у него уже стало багроветь лицо,
– Ах, ты ж паскудник! К порядочным женщинам в окна заглядывать?! Чтобы у тебя глаза повылазили! Чтоб у тебя морду перекосило! Да я тебя изничтожу! Всю жизни будешь помнить Минодору Жлобову!
Бедняга перевернулся, чтобы уклониться от довольно ощутимых ударов, и растянулся на тротуаре, раскинув руки. В этот момент его борода съехала в бок, а картуз слетел, обнажая шнурок, на котором она держалась.
Минодора застыла, пораженная увиденным. Ее рука, занесенная для очередного удара, зависла в воздухе, но ее замешательство длилось недолго.
– Ты еще и личину свою скрываешь?! Бороду прицепил?! – рявкнула она, хватая мужчину за грудки. – Сейчас разбираться станем, откуда тебя занесло в наши места! Ряженый!
Жариков же не мог отвести взгляд от бушующей, словно ураган красавицы. Ее волосы немного растрепались, грудь высоко вздымалась, а на щеках пылал яркий румянец. Более шикарной барышни сыщик на своем веку еще не видывал.
– Валькирия… - восхищенно прошептал он, пожирая ее глазами. – Диана-охотница!
– Это я дурная скотница?! – девушка разъяренно уставилась на него. – Еще и обзываться удумал?!
Это было последним, что услышал сыщик. Ее кулак впечатался в лоб Жарикова, и он потерял сознание.
– Эй! Бесстыжий! Ты чего глаза прикрыл? – Минодора испугалась. – А ну, вставай! Я кому говорю!
Но мужчина не шевелился. Девушка присела рядом, посмотрела на его лицо, которое оказалось довольно симпатичным.
– А ведь и на морду недурен… Эх…
* * *
Я уже готовилась к отдыху, расчесывая волосы у окна. Подозрительный наблюдатель так и не появился, но нужно было быть настороже. Он мог прийти ближе к ночи. Я собиралась сегодня следить за обстановкой, а не спать. Ничего, высплюсь завтра.
Но как только я положила расческу на столик, с улицы послышались какие-то странные звуки. Что-то происходило под моими окнами. Отодвинув шторку, я посмотрела вниз и мои брови удивленно приподнялись. Тряслись кусты, словно в них ворочался бегемот.
Спрыгнув вниз, я осторожно приблизилась к забору. Знакомый голос… Минодора?! А она что здесь делает?! Купеческая дочь явно находилась в ярости: это легко было понять по рычащим ноткам, издаваемым ею.
Перемахнув через невысокое ограждение, я увидела невероятную картину. Минодора возвышалась над поверженным ею противником, сжимая в кулаке… бороду. Мужчина, лежащий на тротуаре, находился без сознания. Неужели она его притоварила?! Я присела рядом, чтобы пощупать пульс. Слава Богу, жив!
– Ты что делаешь здесь?! – прошептала я, переводя взгляд с мужика на Минодору. – Кто это?
– А я почем знаю? Под окнами отирался! Подглядывал! – она швырнула на него накладную бороду. – А меня дурной скотницей обозвал!
И тут до меня дошло. Так это же и есть тот самый незнакомец! Вот только в этот раз он сменил образ, переодевшись в мужика!
– Нужно его унести отсюда! Не дай Бог, кто увидит! – я кивнула на мужчину. – Давай его через забор перекинем!
Через несколько минут бедняга, попавший под горячую руку купеческой дочери, валялся в траве по ту сторону штакетника.