«Шоа» во Львове
Шрифт:
Жарким, трагическим летом 41-го года львовские евреи стали избегать лишних встреч с немцами и без необходимости на улицах не показывались, отсиживались дома. Родители перестали выпускать детей на улицу, для забав и игр им остались тесные дворы. Йосале этим очень мучался. Ко всему в нашем дворе стало невозможно ни поиграть в мяч, ни даже громко вскрикнуть. У Мормурека внезапно умерла дочка и мы своим звонким шумом мешали ему придерживаться обряда скорби. Из своей комнаты Мормурек вынес всю мебель, застелил пол ковром и сидел на нем без обуви в одних носках. Так Мормурек целыми днями, сидя на ковре, принимал от знакомых соболезнования, предаваясь посту и молитве.
В те же дни разошлася невероятная весть, что немецкие саперы методично уничтожают во Львове синагоги. Не считаясь ни с чем,
Мой неразлучный друг Йосале имел светлую душу, наполненную искренними, простыми, не взбаламученными еще ничем религиозными чувствами, как это часто бывает в подростковом возрасте и которое иногда возвращается на склоне годов, как дар небесный. Слух о разрушении синагоги «Темпель» потряс его до глубины души. Он не мог в это поверить.
— Пошли, — обратился ко мне Йосале, — я должен убедиться своими глазами.
И мы пошли на площадь Старый рынок, обходя магистральные улицы, чтобы не встречать немцев. Йосале их боялся. Однако по дороге, мы увидели странных солдат в шляпах, украшенных петушиными перьями.
— А кто это? — удивился Йосале.
Я часто болтался по городу и уже знал, что так одета венгерская военная жандармерия. Вблизи вокзала, на сегодняшней улице С. Бандеры, стояла воинская часть венгерской армии.
Наконец без приключений мы добрались к тому месту, где когда-то стояла синагога «Темпель». Сначала немцы подожгли ее, чтобы выгорело украшение храма, а затем заложили динамит и взорвали здание. Саперы выполнили свое дело с умелостью — кирпич не разлетелся по площади, не загородил обломками трамвайный путь что проходил рядом, а стены синагоги ровно распались большими кусками на месте, словно осели.
Йосале долго смотрел на руины синагоги «Темпель», обошел всю синагогу по периметру, постоял в раздумьях и с горечью спросил:
— Как Бог разрешил такое?
Расположенный в самом центре Львова разлогий городской парк коренные львовяне не называли иначе как Иезуитский город. Новое, немотивированное название парк Костюшко не прижилось. (Нынешнее название парк Ивана Франко тоже не очень популярно). Благодаря центральному расположению и расходящимися во все стороны аллеями Иезуитский город является удобным пешеходным узлом для проживающих рядом горожан. Через этот тенистый городской сад мне приходится довольно часто ходить в различных направлениях.
В довоенное время парк служил местом развлечений и досуга. Тут функционировал летний кинотеатр. Недалеко размещался ресторан. В парковой ротонде проходили музыкальные концерты. На детской площадке с песочницами, турниками и качелями щебетали дети.
Теперь все исчезло, онемело. Только по верхним аллеям блуждал чудный нищий — говорили, сошедший с ума оперный певец. Он не торопясь, шаг за шагом, шел по аллее и время от времени ритмично, поставленным сильным голосом говорил одну и ту же фразу:
— Дай грош! Дай грош!
Побудительный тон и тембр голоса звучал не напрасно: прохожие опускали в металлическую посудину, которую попрошайка держал в руке, мелкие монеты. Подававших странный старец не благодарил. Он вообще не разговаривал, только ритмично, как автомат, в равные промежутки времени говорил мощным голосом:
— Дай грош! Дай грош!
Один раз, когда я нес отцу в типографию на улицу Сокола обед и вышел, по привычке, на прямую нижнюю аллею Иезуитского города, меня остановил грозный окрик: «Halt!». На дорожке торчал жандарм и предупреждающе помахивал транспортным жезлом. Немец поднял передо мной круглый красно-белый железный диск, показывая, что необходимо перейти на другую, верхнюю аллею. Только теперь я обратил внимание, что перед фасадом здания университета виднелась полицейская цепь. Сам
В тот день во Львове передавать власть от вермахта и вводить в Галиции немецкую гражданскую администрацию приехал губернатор Ганс Франк. Ровно через месяц после начала оккупации Львова немцы принялись административно обустраивать западноукраинские земли. Утверждения Йонеса, что немцы предоставили украинцам какую-то «широкую внутреннюю автономию», не отвечало действительности. Неожиданно для украинского общества было оглашено о присоединении Галиции к Генеральному губернаторству («Generalgouvernement»). Под таким удивительным названием гитлеровцы организовали в 1939 году на оккупированных польских территориях тоталитарную административную структуру, как своеобразную колонию Германии. До сих пор в Генеральную губернию входило четыре области — дистрикта: Варшавская, Краковская, Радомская и Люблинская. В конце июля 1941 года в Берлине решили к Генерал-губернаторству, а не к «Рейхскомиссариату Украина», присоединить еще дистрикт Галиция. Одновременно на территории Галиции были введены оккупационные польские злотые.
Губернатор Франк, который имел постоянную резиденцию в Кракове, проявил большое удовлетворение расширением своих колониальных владений за счет плодородия украинской земли. Дистрикт Галиция («Distrikt Galizien») давал столько сельскохозяйственной продукции, сколько вышеперечисленные четыре этнически польские дистрикты вместе взятые. Значение этого факта было очень существенным. Собственно в природной неравноценности качества грунтов лежит одна из главных причин бывших украинско-польских конфликтов, о чем стеснительно редко говорят польские историки. А именно тут лежит ключ к пониманию украинско-польского антагонизма на протяжении столетий. Польская этническая территория является довольно бедной от природы: «piasek i lasek» (песок и лесок). Вот почему наши западные соседи беспрестанно с жадностью зарились на украинский чернозем… В представлении поляков (и немцев тоже) Украина вырастала до мифического «Эльдорадо», становилась для них райской страной, которая оплывает молоком и медом. Восемнадцатилетний польский поэт Трембецкий писал: «Witaj, kraino mlekiem plynac і miodem!» (Приветствуй, край текущий молоком и медом!). Аналогичная по тематике поэзия известна и в российской литературе:
Ты знаешь край, где все обильем дышит, Где реки льются чище серебра, Где ветерок степной ковыль колышет, В вишневых рощах тонут хутора, Среди садов деревья гнуться долу, И до земли висит их плод тяжелый, И чист, и тих, и ясен свод небес…Столетиями польские короли пытались закрепить польский этнос в Галиции, на Волыне и Подолье, но напрасно. Стойкое сопротивление автохтонов не допустил до этого. В частности, Галицийский край, хотя и пережил некоторых этнических потерь, как был, так и остался, несмотря на намерения, украинским, а не польским. Польские поселенцы составляли тут не более 25 %.