Шофферы или Оржерская шайка

Берте Эли

Хотя и тронутый положением старушки Бернард, Вассер все же не очень-то миролюбиво смотрел на эту дочь, найденную таким странным манером. В подобную критическую минуту он, конечно, не решался высказать своих подозрений, но, подняв маленький узелок нищей, он развязал его с надеждой найти в нем какие-нибудь бумаги, которые бы уяснили ему прошлую жизнь и сношение Греле. Но в узелке не было ничего другого, кроме очень бедной одежды маленького мальчика, свернутой, как какая-нибудь святыня, бережно и аккуратно.

Откуда это платье? Как попало оно к Фаншете? Сначала офицеру пришла в голову мысль, что не краденые ли это вещи, и

пока фермерша ходила тут взад и вперед, он улучил минуту спросить ее, не подозревает ли она, откуда эти вещи?

– Это верно платье ее ребенка, – ответила старуха, сконфузясь.

– А у нее есть ребенок? В таком случае где же он?

– Почем я знаю? Верно, не решилась его взять с собой по такому холоду и отдала на время какой-нибудь доброй душе, а может, и вынужденная крайностью отдала его в богадельню, откуда уж, конечно, мы его возьмем потом.

– Нет, нет, матушка! Он не в богадельне, – проговорил вдруг слабый голос из-за занавески, – они у меня убили его, за то, что он не хотел воровать. Ах, матушка! Зачем тогда прогнала ты нас с сыном?… Он был бы жив теперь. Они не убили бы его у меня перед глазами – моего милого, ненаглядного мальчика!

Слова эти, свидетельствовавшие о возвращении рассудка, поразили всех.

– Как, Фаншета! Бедная ты моя дочка, так ты наконец узнаешь меня? – спросила госпожа Бернард, с радостью подбегая к ней.

Но Фаншета, приподнявшись с постели, упорно, как больная или полоумная, глядела на Вассера, продолжавшего разбирать ее узел.

– Сударь, умоляю вас, оставьте это, – заговорила она голосом, в котором слышалась мольба, – тут все что мне осталось после моего дорогого мальчика; это мое единственное сокровище! Отдайте мне эти вещи, я никогда в жизни не расстанусь с ними; отдайте мне их, за это я вам расскажу…

Она вдруг остановилась.

– Что вы мне расскажете, моя милая? – спросил, подходя и кладя ей на кровать узелок, Вассер. Но, казалось, вопрос этот, сделанный так неожиданно человеком в жандармском мундире, мгновенно возвратил сознание несчастной женщине. Торопливо спрятав под одеяло свое сокровище, она опять упала в подушки, пробормотав:

– Я… я ничего не знаю… что ж я могу сказать? Матушка, матушка! Защити меня!

– Фаншета Бернард, я предлагаю вам объясниться.

– Ах, гражданин Вассер, – сказала фермерша, -разве вы не видите, что она бредит? Это было бы уже жестоко с вашей стороны, мучить мою бедную дочь в подобном положении.

– Правда, – ответил жандармский офицер. – Ее ответы в настоящее время не могут иметь законной справедливости, следственно надо подождать ее спрашивать, пока совсем не успокоится, во всяком случае, если только слова ее не лихорадочный бред. Итак, госпожа Бернард, найдя теперь свою дочь, вы, конечно, оставите ее около себя?

– Да, да, я оставлю ее, – лепетала несчастная мать, -я постараюсь заставить ее позабыть все прошлые несчастья. Не так ли, Фаншета? – продолжала она, наклоняясь к дочери. – Не правда ли, что мы с тобой более никогда не расстанемся, никогда?

– Мы, матушка, скоро расстанемся, – прошептала Фаншета, – я пришла к тебе, только чтобы попросить у тебя еще раз прощения и… умереть.

– Итак, – продолжал Вассер, – я оставляю это несчастное создание на ваше попечение. Впоследствии я сделаю ей допрос; конечно, ответы ее не заслуживают большего вероятия, чем бред больного, но все же я не имею права ничем пренебрегать.

И надев свой плащ, он пошел к двери, как вдруг с улицы послышались торопливые шаги, дверь быстро отворилась, и в хижину вбежал запыхавшийся человек, проговоря пресекавшимся от усталости голосом:

– Добрые люди, не выдавайте меня! Меня преследуют.

И не дожидаясь ответа, беглец бросился к двери, выходившей во двор, но тут Вассер, загородив ему дорогу, схватил за ворот, насмешливо прибавив:

– Сейчас, приятель! Позвольте только мне переговорить с вами!

Ничто не могло сравниться с изумлением незнакомца, увидевшего, что, убегая от одной беды, он попал в другую. Но тотчас же опомнясь, он попробовал вырваться, однако сильные руки Вассера, сжимавшие его, как тиски, скоро убедили его в совершенной бесполезности его усилий, а потому, не пробуя уже больше противиться, он объявил что сдается.

Арестант был человеком с треуголкой на голове, за которым только что гонялись жандармы по равнине.

Это был не кто другой, как Борн де Жуи.

VI

Расплата Вассера

Борн де Жуи, возвращаясь из Гедревилля, куда носил к Ружу д'Оно приказание Бо Франсуа, шел к общей сходке в Мюэстском лесу, когда, не заметя того, натолкнулся на жандармов. Сначала, рассчитывая на свою прыткость, он намерен был убежать от них, но всадники оказались настолько же настойчивыми как и терпеливыми, так что беглец, гонимый изо всех засад, измученный, еле дыша, как зверь на ловле, бросился в первое попавшееся ему убежище. Вследствие этого вид его был чрезвычайно жалкий, и офицер не мог без смеха смотреть на него. Не менее того, несмотря на свою наружную покорность, Борн де Жуи ломал себе голову, придумывая, как бы ему надуть Вассера и улизнуть, но и на этот раз надежда его рушилась: обе двери, из которых одна выходила в поле другая во двор, почти разом отворились и в обоих показалось по жандарму.

– Схватили, лейтенант? – спросил один из них.

– Поймали? – спросил другой.

– Наш теперь, – ответил Вассер, – теперь каждый из вас карауль свою дверь и никого не выпускать отсюда без моего приказания. Кажется мне, что поймали мы славную штуку'

– Понял'

– Слушаю-с!

Двери затворились, и уже не могло быть никакого сомнения, что отданное лейтенантом приказание будет в точности выполнено.

Но, впрочем, это было и лишнее. Слабый по комплекции Борн де Жуи хорошо понимал, что сильный Вассер один в состоянии удержать его в повиновении; следовательно, единственное его теперь спасение могло быть в той увертливости и хитрости, которыми он заслужил себе в своей среде прозвище "надувалы", а потому, спокойно усевшись на скамейку против камина, он с поддельной покорностью и совершенно спокойно проговорил:

– Господи ты Боже мой! Чего только вы хотите от меня, гражданин офицер. Совершенно безобидный я бедняга и не могу понять, за что меня так преследуют?

Вассер улыбнулся, но тотчас же, положив палец на плечо арестанта, холодно произнес:

– Вас зовут Герман Буско, по прозвищу Борн де Жуи, вы подельщик, нищий бродяга и… все что угодно; мы уже с вами встречались, приятель, не правда ли?

Борн де Жуи был поражен, видя, что его уже хорошо знают.

– У вас хорошая память, гражданин! – сказал он с некоторой горечью.