Шофферы или Оржерская шайка
Шрифт:
Как будто поняв оскорбление, сделанное бедной Фаншете, все личико мальчугана мгновенно вспыхнуло.
Между тем, опустив голову, он отвечал вполголоса:
– Не знаю.
– А она ведь приехала сюда сегодня вечером?
– Не знаю.
– Наконец, где ты ее видел в последний раз?
– Не знаю.
Мег топнул ногой, а Жак де Петивье со злобной улыбкой подхватил:
– Вот видите… от него ничего не добьешься.
– Дать ему несколько ударов плетью, чтобы научить вежливости.
Тот взялся за плеть, висевшую постоянно у него на поясе.
Бо Франсуа готов уже был согласиться, когда Роза, никем не замеченная, стоявшая позади него, вспомнив, что обещала Греле в случае нужды заступиться за ее сына, хотя сама еще не знала, что ожидает ее, решилась попросить за это бедненькое создание.
– Франсуа, – прошептала она тихо, наклоняясь к плечу мужа, – заслуживает ли бедный ребенок твой гнев? Что о тебе подумают?
– Молчать! – грубо закричал Мег, не оборачиваясь.
Несмотря на то, он сделал знак Жаку Петивье оставить свою плеть, потом обратился к мальчугану.
– Тебя выучили, что отвечать, – продолжал он, – но все равно я сумею найти эту предательницу Греле… Теперь слушай меня, знаешь ты ферму Поли?
– Знаю, Мег!
– Отправляйся сейчас же туда. Ты попросишься там переночевать, и когда тебя никто не станет опасаться, ты расспросишь, ушли ли дровосеки с фермы. Узнав об этом, ты ловко улизнешь и придешь сказать Жаку то, что узнал. Понял ли ты меня?
– Да, Мег.
– Ну, ступай же! А если ты проходишь более часа, то будешь иметь дело со мной… Если сделаешь какую-нибудь глупость, тебе достанется… отправляйся же.
У Етрешского мальчугана, казалось, не было сильного желания исполнять волю атамана, но он не мог или не смел его высказать, а потому с видимым недоумением продолжал стоять, не шевелясь.
Роза сжалилась и еще раз попробовала заступиться за него.
– Франсуа, – сказала она шепотом, – этот ребенок еще слишком мал для подобного поручения! Не лучше ли бы было?…
На этот раз Франсуа ничего не сказал, но, обернувшись, он так взглянул на нее, что она помертвела от страха. В то же время он погрозил рукой Фаншетиному сыну, который скрылся среди всеобщего хохота.
Между тем, мальчуган недалеко убежал. Увидя, что им более не занимаются, он остановился на окраине площадки; там, продолжая раздирать до невозможных размеров дырочку на своих штанишках, как будто помогая этим процессу мышления в своей головке, он принялся рассуждать сам с собой.
"Если я пойду на ферму Поли, то ночевать меня никто к себе не пустит, и собаки там злые, съедят меня. Надобно лучше пойти к маме в шалаш угольщиков, я ничего ей не скажу о том, что мне велели, потом вернусь сюда и скажу им, что никого больше нет на ферме… Пусть, если хотят, идут и сами посмотрят. Если их всех и убьют, то мне-то что за беда? Они всегда меня бьют и принуждают еще мать прятаться… славно я их подцеплю…"
И в восторге от своей выдумки, он проскользнул в кустарник и побежал к шалашу угольщика.
Между тем, отдав приказания о предстоящей экспедиции, Мег встал.
– Ну что же, – весело спросил он, – чего же мы ждем? Надо начинать свадебную процессию. Этот проклятый кюре неужели еще не кончил свои приготовления? Я уверен, что жених с невестой горят от нетерпения!
В эту минуту, как будто в ответ на желание Мега, дверь ложи отворилась и появилась женщина с известием, что все готово.
– Насилу-то! – сказал Бо Франсуа. – Итак, друзья, пойдемте же порядком венчать этих молодцов.
Громкие восклицания были ответом на это приглашение, и большая часть разбойников выстроилась уже длинной вереницей с женихом и невестой во главе, чтобы идти в ложу. В этом кортеже все костюмы и чины были перемешаны, кавалер в холщовом балахоне и чоботах вел под руку нарядную даму в драгоценном колье, немного далее нищая в лохмотьях опиралась на руку какого-нибудь невероятного щеголя, с развевающимися лентами… Между тем, весь этот люд казался одинаково счастливым и довольным; перебрасывались шутками, насмешками, пели и хохотали. Хромоногий музыкант, тоже принадлежавший к шайке, поместился в первом ряду и засаленным смычком принялся водить по струнам своей разбитой скрипки и к общей радости заиграл веселые песенки. Когда уже все были готовы уйти, Бо Франсуа обернулся к жене.
– А ты, милая моя, что же, – спросил он сладеньким голоском, – разве не пойдешь с нами? Надобно непременно, чтоб и ты присутствовала при церемонии, я этого хочу. – Пораженная таким неожиданным переходом, Роза пристально смотрела на Мега, стараясь угадать его мысль; но ничто в манерах и тоне ее мужа не подавало надежды. Взяв предлагаемую ей руку, она, вздохнув, сказала:
– Я исполню твое желание, Франсуа, но мне лучше бы было видеть твой гнев, чем эту насмешливую ласку, цель которой я не понимаю.
Бо Франсуа, не ответя ничего, улыбнулся, и кортеж под писклявые звуки скрипки направился к ложе
Ложа была совершенно пустым зданием, с утоптанной землей вместо пола, на которой еще виднелись следы дождя, беспрепятственно лившего сквозь дырявую крышу; но силой воображения женщин, находившихся в шайке, большой сарай этот приобрел весьма нарядный вид.
Гирлянды из плюща, с набросанными на них осенними цветами, шли с четырех углов и соединялись в центре, поддерживая большой венок из зелени.
Множество свечей, прикрепленных в грубых деревянных подсвечниках по стенам, образовало вокруг всей залы ослепительный, огненный пояс. Кроме этих свечей горело еще четыре сосновых факела, разливая по всему зданию приятный запах. Свечи, зелень, цветы – все это вместе составляло что-то особенное, живописное и поражающее.
В глубине ложи в величественной позе стоял кюре.
Ради важности случая он облекся в свою старую краденую рясу, в руках держал толстую церковную книгу, как казалось, литургию, и в дополнение к этой гнусной пародии на высокое таинство, он делал вид, будто тихо читает. (Все эти подробности о церемониале свадеб между оржерскими разбойниками исторически верны. Можно справиться в документах этого процесса.)