Шофферы или Оржерская шайка
Шрифт:
– По вашему приказанию, Мег, все отправились, – отвечал Дублет со сладенькой улыбкой, – и вам лучше меня знать, где отыскать их. Здесь остались только Баптист хирург и Руж д'Оно, которые поедут с вами. Они там в комнате наверху играют и пьют в ожидании вас; прикажете позвать их?
– Сейчас. Но прежде расскажи мне все подробно о моей жене Розе, уехавшей сегодня так поспешно, как ты рассказываешь.
– Я, кажется, Мег, уже все вам рассказал, но я еще раз повторю. Мадам Роза пришла этак сюда около семи часов с этой плаксуньей, которую зовут Греле и которая в этот раз еще больше плакала, чем всегда… Мадам Розе надоело ее утешать, но я не слыхал, что они говорили. Наконец ваша жена велела заложить лошадь в свою тележку и они вместе уехали.
– А знаешь, куда они поехали?
– Да туда же, где и все другие… в Ламюстский лес, где будущую ночь Лонджюмо женится на Бель Виктуар… Ах, Мег, то-то вы там покутите, меня только там не будет.
Бо Франсуа подумал, потом самодовольно улыбнулся.
Отлично, – сказал он, – я их там обеих найду, потому что и сам туда отправляюсь. Скажи же Ружу д'Оно и Баптисту, чтоб шли меня ждать в двухстах шагах от Вильгельмских ворот, через четверть часа я буду там.
И он отправился в гостиницу, где останавливался больше для виду, чтоб отвлечь подозрения. Не прошло и четверти часа, как Бо Франсуа, закутанный в. широкий плащ, на великолепной лошади, выезжал из Вильгельмских ворот. На назначенном месте он нашел тоже верхами Ружа д'Оно и хирурга Баптиста. Ни одного слова не было произнесено, только, проезжая мимо, Франсуа сделал незаметный знак, и они пустились за ним.
Товарищи Бо Франсуа тоже были в широких плащах, скрывавших как истертое пальто и поношенные штаны хирурга, так и красный жилет, с камзолом с золотыми пуговицами, дорогой, но без вкуса костюм Ружа д'Оно.
У Баптиста уже не было его милого Буцефала, умершего за два года перед тем от старости, теперь у него была лошадь, хотя и менее красивая, но все же в нужде способная вывезти его из беды. Этих трех путников, скорее можно было принять за мирных землевладельцев, чем за кровожадных разбойников, уже при подобной же обстановке не раз обращавшихся к прохожему с просьбой кошелька либо жизни.
В продолжение нескольких часов все ехали молча и, должно быть, сделали уже семь или восемь лье. Начинало смеркаться, но небо было совершенно чисто, а сухой и холодный ветер поднимал и кружил в воздухе опавшие желтые листья. Бо Франсуа, ехавший впереди, пустил свою лошадь и обернул голову к товарищам, как будто приглашая этим жестом их подъехать, и через несколько секунд они оба были уже около него.
Несмотря на то, ни один из них, казалось, не торопился заговорить; Ле Руж, закрыв лицо полой своего плаща, казалось, был под влиянием своего мрачного меланхолического припадка, а хирург с нахмуренными бровями, по-видимому, работал над изобретением какого-нибудь чудодейственного эликсира.
Бо Франсуа украдкой поглядел на них, и улыбка невыразимого презрения появилась на его лице, он как будто и без слов знал, что в данную минуту было на уме каждого из них.
Наконец, убедясь, что около них на всем пространстве, окидываемом глазом, никого нет, он обратился к своему лейтенанту.
– Послушай, Руж д'Оно, а что, если бы я велел выбрать тебя Мегом, единственным начальником шайки вместо меня?
Руж д'Оно, не ожидавший подобного вопроса, вдруг вздрогнул, как будто неожиданно кто выстрелил ему под ухом. Между тем, лицо его под веснушками покраснело, а слезящийся глаз мгновенно высох.
– Меня? – вскричал он. – Начальником над всеми другими! Меня? И я буду один отдавать приказания и… -но заметя насмешливое выражение лица у Бо Франсуа и боясь, не смеются ли над ним, он холодно прибавил: -Ба! Это невозможно! Согласитесь ли вы после того, что повелевали сами, повиноваться чужим приказаниям?
– Об этом не хлопочи! Вообрази себе, что, поставив тебя на свое место, я вдруг бы исчез так, что вы никогда бы не услышали обо мне.
– Мег, вы знаете хорошо, что по нашим законам, пока в вас есть искра жизни, никто не может быть начальником кроме вас?
– Эх черт возьми! Полагаю, что тот, кто сделал этот закон, может и уничтожить его. Ну слушай, говори прямо, в случае если б это действительно случилось, принял ли бы ты?
Вынуждаемый таким образом отвечать положительно, Руж д'Оно задумался, наконец ответил:
– Если бы я был Мегом, я желал бы оставить по себе память, как о самом беспощадном атамане, какого только помнят за тысячу лет. Но, строго поразмыслив, я не гожусь для этой должности. Мег шайки должен иметь железные руки и волю, чтобы держать всех этих дьяволов, а я же увлекаюсь собою, хотя по временам и чувствую в себе львиную силу, но зато бывают минуты, когда я слаб как ребенок, когда эти проклятые мысли начинают одолевать меня…
– Ты вернее понимаешь себя, чем я того ожидал, -перебил его Франсуа с каким-то состраданием, – а между тем, ты один только и годишься заменить меня, если бы я серьезно задумал удалиться… Ну, а ты, Баптист, что думаешь о моей идее? – спросил он, обратясь к хирургу.
– Я отгадываю ваш план, Мег, – ответил Баптист, взглянув на него значительно. – Но он мне кажется опасным и положительно неосуществимым. Наши люди никак не согласятся на то, чтобы вы их так оставили для того, чтобы начать обыкновенную жизнь; как говорит Руж д'Оно, между ними и вами жизнь или смерть.
– Так ты думаешь, – проговорил Бо Франсуа, – что у кого-нибудь из этих дураков достанет духу поспорить со мной?
– Да они и не станут спорить с вами, а всей шайкой, где-нибудь из-за угла, убьют вас.
Даже если, противно нашему закону, они не решились бы отпустить вас, куда вы спрячетесь, чтобы рано или поздно они не нашли вас? И тогда уж вам не будет ни покоя, ни безопасности и вы волей-неволей должны будете вернуться к ним.
Рассуждения эти заставили сильно задуматься Бо Франсуа, Баптист продолжал:
– К тому же как подчинитесь вы теперь общественному закону? Привыкший повелевать, не терпящий принуждений, всегда готовый наказать обиду, сможете ли вы переносить тысячу уз, стесняющих действия каждого члена общества? Зная вас хорошо, я не думаю этого… С первых же шагов вы опять восстанете против большей части учреждений, а вслед за сим вам придется опять вернуться к старому образу жизни, только уже со стыдом за то, что хотели оставить его, да не удалось.
Справедливость этих замечаний поражала Бо Франсуа, он все еще молчал. Но у Баптиста недостало ума воспользоваться своим преимуществом и вовремя замолчать.