Шофферы или Оржерская шайка

Берте Эли

– Откуда у вас убеждение, Вассер, что эти люди не чужды в преступлении? Не сами ли вы тогда велели отпустить их после допроса?

– Да, я это сделал, и при подобных обстоятельствах, вероятно, еще раз сделал бы то же самое, потому что они были неуловимы в своих ответах, но я поклянусь, что эти два молодца играли важную роль в ужасах той ночи.

– Но еще раз, на чем основываете вы ваше убеждение? – спросил Даниэль, принимавший, как легко можно угадать', живое участие в этом разговоре. – Видели вы с тех пор еще раз этих людей, или

до вас дошли, может быть, еще новые сведения о них?

– Я их более не видал, да они, по всей вероятности, не ищут случая со мной встречаться; но думайте, что хотите, а мой инстинкт меня никогда не обманывал. Если, паче чаяния, которого из них приведут к вам, тогда всмотритесь в него хорошенько, и я ручаюсь…

Он вдруг остановился… Глухой шум, слышавшийся уже несколько минут из соседней прихожей, вдруг усилился, и можно было услышать голос, говоривший: " Черт возьми, я вам говорю, что мне всегда можно его видеть; мне с ним нужно переговорить о семейных делах!"

Дверь с шумом отворилась, и Бо Франсуа гордо вошел с улыбкой на лице.

Даниэль вскочил. Посещение именно в эту минуту, когда энергичные убеждения Вассера подтверждали и его подозрения касательно его родственника, совершенно смутило его. Он взглянул на жандармского офицера, желая узнать по его лицу, признал ли он в этом франтике разносчика с Брейльской фермы; сдержанный, суровый вид Вассера не оставлял более сомнений на этот счет: Бо Франсуа был узнан с первого же взгляда.

Пока Ладранж, застигнутый врасплох, оставался в недоумении, что ему делать, Бо Франсуа смело и развязно подошел к нему.

– Честное слово, Даниэль, – сказал он, бросаясь в найденное им свободное кресло, – к вам нелегко пробраться. Мне пришлось брать приступом ваш кабинет. Скажите же этим людям, – и он указал на стоявших еще в дверях дежурных, – что давно уже меня ждете и чтобы они впускали меня, когда я прихожу приятельски поговорить с вами.

Свобода действий была так натуральна в Готье, что сам Вассер не знал более, что ему подумать, но Даниэль, наэлектризованный важной ответственностью, лежавшей на нем, тотчас же пришел в себя.

– Действительно, гражданин, – холодно обратился он к Франсуа, – мне нужно переговорить о важных обстоятельствах, я очень рад вас видеть. Вас, лейтенант Вассер, я попрошу меня извинить на одну минуту. Потрудитесь подождать меня в соседней комнате; вы мне скоро понадобитесь. Есть здесь кто-нибудь из ваших людей?

– Я поставил двух жандармов во дворе, – торопливо ответил Вассер, – прикажете позвать их?

– Да, пусть войдут и будут около вас; будьте готовы при первом требовании.

– Достаточно, гражданин, – между тем прибавил тот тихо, показывая головой на Бо Франсуа. – Если дело идет об этой личности, то и не нужно столько народу, я справлюсь один…

Нетерпеливый жест Даниэля заставил его замолчать. Вспомнив о своей подчиненности, Вассер, низко поклонясь и еще раз взглянув на посетителя, вышел.

Как ни была велика сила

воли у Бо Франсуа, но настоящее положение его было из самых критических и требовало зрелых обсуждений.

Один, в присутствии могущественного чиновника, находящегося в данную минуту в отправлении своих служебных обязанностей, и который, без всякого сомнения, сильно подозревал его настоящий характер… слыша приказание, отданное лейтенанту Вассеру… Значит, дверь была занята жандармами, никакой возможности не было скрыться ни силой, ни ловкостью. Несмотря на все это, он все-таки казался совершенно спокойным и, небрежно развалясь в кресле, вполголоса напевал модную песенку.

При виде спокойного, беззаботного положения этого человека, самого отдающегося ему в руки, Даниэль не знал, что подумать. Воротясь, он сел на свое прежнее место позади письменного стола, заваленного бумагами, и с некоторого рода еще замешательством спросил:

– Наконец-то вы решились посетить меня, милостивый государь. Честное слово, я уже думал, что вы имеете какие-нибудь причины избегать меня.

– Тут не моя вина, милый Даниэль, – ответил Бо Франсуа, небрежно придвигая кресло таким образом, чтобы ближе быть к Ладранжу. – Это удивительная игра случая, что мы никогда не встретились.

– Полно, вина ли то случая? Ну пусть будет по-вашему… Не менее удивительно и то, что до сих пор ни меревильские дамы, ни я не знаем еще, где вы остановились.

– Для чего же это? Я всякий день ходил в Сант-Марис, – ответил небрежно Бо Франсуа, кладя ногу на ногу. – Впрочем, тут нет никакой тайны, с самого моего приезда я поместился в гостинице "Четыре нации", хорошо известной всему Шартру, и пробуду тут до моего отъезда, который, надеюсь, не замедлит.

– Вы намерены так скоро оставить здешний город?

– Может быть, и сознайтесь, кузен Даниэль, что мой отъезд не сильно огорчит вас.

– Милостивый государь! Надобно сперва знать…

– Послушайте, Ладранж, продолжал Франсуа уже с грустью в голосе, – что я ни делал, как ни старался я приобрести расположение в семействе моего отца, ничто мне не удалось. Кроме мадам де Меревиль, оказавшей мне немного расположения, я нашел только холодность со стороны Марии, а в вас, Даниэль, худо скрываемую ненависть. Я не увлекаюсь собою, мои манеры, мой разговор могли не понравиться вам, но должен ли я был ожидать, чтобы предубеждения ваши против меня дошли бы до самых обидных подозрений.

– О каких подозрениях вы говорите?

– Не отвергайте их, вы мне заявили о них в первое наше свидание, а потому прежде чем нам расстаться, я решился самым положительным образом доказать вам, что не заслуживал вашего недоверия.

Откровенный тон Бо Франсуа поразил молодого чиновника. Что было невозможного в том, что он был несправедлив к этому родственнику, положение которого было до сих пор таким тяжелым? А потому он решился, откинув всякое предубеждение, выслушать его со строгим вниманием.