Шофферы или Оржерская шайка
Шрифт:
Из двухсот грабежей и убийств, упоминаемых позже в обвинительном акте Оржерской шайки, большое число из них имело целью старое тряпье, бедную провизию для стряпни и птиц, утащенных из курятника какого-нибудь земледельца.
Ничтожные предметы ценились высоко этими негодяями и побуждали их на крайности. В деле церковного старосты в Аллене, который был убит с женой, шестью человеками из этой шайки, один из виновных сознался на допросе, что при разделе каждый из них получил только по четыре серебряных су и по несколько штук старого тряпья.
Известия о грабежах быстро распространялись, и вследствие этого повсюду в деревнях царствовал необъяснимый страх. Жители не расставались с оружием, в первом этаже домов никто
Но не менее организации шайки достоин был внимания и сам атаман, глава этого чудовищного целого, ум которого двигал этими безжалостными руками – это Бо Франсуа, Мег, как его называли в шайке. Мы знаем уже происхождение Бо Франсуа. Незаконнорожденный сын бессердечного скряги, бросившего его из скупости, он жил до четырнадцати или пятнадцати лет почти что в бедности. С самого детства он сознавал неловкость своего положения в кругу людей, и это безжалостное, презрительное прозвище, побочный, часто слышанное им от его сельских товарищей, ожесточило ему сердце.
Получивши первоначальное образование от приходского священника, он не имел возможности окончить его, быв принужден сам добывать себе пропитание, и потому оно не принесло ему никакой пользы, напротив того -подготовленная для принятия семян почва, не получив их, только от того сильнее произвела крапиву и терний; дурные наклонности тем сильнее развивались в нем.
Все-таки, до времени, о котором мы говорим, нельзя было заметить в Бо Франсуа будущего врага человечества. До сих пор его названные родители ни в чем серьезном не могли упрекнуть его, разве только за его постоянно молчаливый, сдержанный характер да какие-нибудь ребяческие шалости. Но от наскучившей тихой однообразной жизни он вдруг бросил своих опекунов и пристал к кочующим торговцам, чья жизнь, наполненная случайностями, пленила его.
С этой минуты все делалось темным и загадочным в его истории. Предполагали только, что торговцы эти были в шайке мошенников, куда ввели и его. Следует думать, что вначале молодой человек, как ни был подготовлен к этой жизни, все же долго боролся против влечения к преступлениям, но, силой окружающих примеров, соблазн наконец восторжествовал над его совестью.
Только, вероятно, он один в мире знал тайну своего загадочного существования, веденного им в этот период времени, постоянно под разными именами и личностями, имевшими целью отвести внимание от целой вереницы его многочисленных преступлений. То Жан Ожар, то Франсуа Жироде, то Франсуа Пелетье, так он носил попеременно все эти имена, у него были совершенно правильные паспорта на каждое из них, единственной целью его было постоянно все более и более запутывать нить своих похождений.
Окруженный постоянно опасностями, он существовал обманом и хитростями, никогда не говорил он правды без особой для себя в том выгоды. Еще он владел в высшей степени искусством перемешивать в своих рассказах, как мы уже видели, ложь с правдой до такой степени, что не было никакой возможности отличить их одну от другой. У него не было друзей, кому он доверялся бы, но и знавшие его лучше других находили в его прошлом такие пробелы, помнить которых не могли. Несмотря на всю его хитрость, он был чрезвычайно храбр и энергичен в предводительстве шайкой. Выбранный атаманом после смерти Флер д'Эпина, он тотчас же показал требующуюся твердость на своем новом посту. Хотя иногда и обращался он со своими подчиненными как с равными, он был беспощаден к ослушникам и никогда ничего не прощал. Самые свирепые из шайки боялись его гнева и дрожали перед ним, зная хорошо, что свирепостью он превосходил их всех.
Что же было постоянным двигателем в безжалостном атамане на все эти зверства, список которых ужасал современников? Вот загадка, оставшаяся неразгаданной. Бо Франсуа не был таким самохвалом в убийствах, как его лейтенант Руж д'Оно, или кровожадный и вместе трусливый негодяй Борн де Жуи, ни бессмысленное создание, как большая часть из его подчиненных. Страсти у него были сильные, но он умел сдерживать их – ни одна из них не превышала другую настолько, чтоб заставить потерять равновесие этой страшной личности. Всегда спокойный, он без жалости, без сожаления шел к раз заданному себе плану. А потому про Бо Франсуа можно сказать одно, была ли следствием его характера привычка к преступлениям, но только в нем не было инстинкта человеческого, этой способности, отсутствие которого еще более, чем сильные страсти, порождает великих негодяев.
Молодой, статный, с приятной наружностью, не выдававшей извращенности его души, атаман Оржерской шайки, должно быть, имел при кочевом образе жизни не одну из тех мимолетных привязанностей, так осуждаемых нравственностью.
И действительно, не один раз любил он со всем лихорадочным пылом юности, но эти привязанности были всегда скоро проходящие, и несчастные жертвы его, покинутые и забытые им, как Фаншета Бернард, не оставляли в нем никогда никакого по себе следа. Одна только Роза Бигнон, на которой он женился по обрядам своей ассоциации, имела некоторое влияние на эту неукротимую натуру. Несколько лет длилась его привязанность, порой он проявлял к ней горячую любовь, как ни к кому другому. Впрочем, дальновидные из шайки замечали, что влияние Розы стало все более и более уменьшаться, после дела в Брейльском замке. Теперь Бо Франсуа оставался по несколько месяцев в разлуке с нею и при встречах худо скрывал свое равнодушие. Из этого, конечно, заключали, что другая женщина интересовала его, но кто была эта женщина, никто не знал и никто, конечно, не решился бы спросить у него.
С этого же самого времени не менее того замечательная перемена произошла в манерах и привычках Бо Франсуа. До сих пор не обращавший внимания на свою одежду, грубый в разговоре, во вкусах, как остальные его товарищи, он стал внимательнее к своей наружности, некоторого рода деликатность явилась в его манерах. Из всех костюмов, в которые он рядился для своих преступлений, он предпочитал и носил больше всех других тот костюм, в котором мы видели его у меревильских дам.
Его коробка разносчика, пополнявшаяся прежде разными мелочами, теперь была с золотыми и драгоценными вещами, как будто он желал ценностью своего товара возвысить свою профессию.
Теперь он стал часто ходить в Париж, чтобы изучать там на гуляньях и в публичных местах манеры людей хорошего общества, часто и подолгу совещался он с Баптистом хирургом – человеком, слывшим между ними ученым, – нечто вроде патриция низшего класса, единственным человеком из шайки, видавшим в своей жизни высшее общество – и у него-то Франсуа учился смягчать враждебную грубоватость своего разговора.
Но мы видели, что, однако, несмотря на все его усилия, он не выдержал перед меревильскими дамами свою светскую роль и что скоро должен был прибегнуть к напускному своему добродушию, подделываться под который было для него удобнее и по характеру, и по привычке.
Во всяком случае, важная перемена происходила в Бо Франсуа; было ли то следствием сознания, что ему достается большое состояние с почтенным именем или следствием серьезного чувства к прелестной и деликатной Марии, но дело в том, что перемена эта могла бы скоро произвести в нем неожиданную реакцию.
Но мы довольно уже сказали пока об этой темной личности, с которой дальнейший ход этой истории нас лучше познакомит, а потому будем продолжать наш рассказ.
Выйдя из здания министерства юстиции в Шартре, Бо Франсуа направился к трактиру Дублета. После обыкновенных предосторожностей он вошел в дом и нашел Франка в обществе колирилей и очага. Узнав атамана, Дублет поспешил почтительно снять свой бумажный колпак и низко поклонился. Франсуа обратился к нему с расспросами.