Шофферы или Оржерская шайка

Берте Эли

И он начал пересматривать все в комнате. Обшарив мебель, вторично пересмотрев все платье умирающего, он подошел к кровати, которую перерыл всю до нитки. Несчастный, казалось, уже не был в состоянии ни видеть, ни слышать, лежа совершенно неподвижно. Все члены туловища его уже вытянулись, между тем, в глазах иногда вспыхивал сознательный огонек, скоро долженствовавший совсем потухнуть.

Бо Франсуа окончил наконец свои бесполезные поиски.

– Нет, ничего нет! – сказал он сам себе. – Я верно не так понял слова ЛаДранжа, потому что, будь эти бумаги у нотариуса, я их непременно бы нашел. В сущности, на что были ему эти бумаги? Лафоре, стоило только слово сказать

судье, в чем дело, так тот уж нашел бы их. Опасно тут было бы объяснение между ними, а этого-то объяснения теперь бояться нечего!… Значит, все идет отлично!

И тщательно расставив мебель по местам, он вернулся к умирающему, произнеся глумливо:

– Покойной ночи, господин Лафоре. Меж нами будь сказано, вы гасконцем выпутались из этого разговора… но я не в претензии и желаю вам покойного сна!

Он ушел на цыпочках, а войдя в свою комнату, тихо, без шума запер дверь.

Минуту спустя он подошел к окну и зажженной свечой сделал условленный знак, чтоб распустить своих товарищей.

– Ну вас к черту! – прошептал он весело. – В настоящее время мне ничего не остается более, как спать. – И он бросился в постель, не обращая внимания на доносившиеся из другой комнаты стоны, все более и более слабевшие.

IV

Портфель

На другой день утром, в туфлях и халате, Даниэль работал в большой комнате, составлявшей его спальню и кабинет в Меревильском замке. Сидя за большим дубовым столом, заваленным бумагами, он читал поданные ему накануне жандармским офицером акты последнего воровства и составлял нужные предписания.

Углубленный в свою работу, он был прерван стуком в дверь и по приглашению его, посетитель вошел. То был Бо Франсуа с плащом на руке, как будто уже совсем готовый в дорогу.

Даниэль принял его так же ласково, как накануне, И после обыкновенных приветствий усадил его.

– Извините, кузен Ладранж, – сказал Бо Франсуа со своей приторно сладкой физиономией. – Я не могу долее оставаться у вас, я решился сегодня же утром уехать из замка.

– Как, уже? – ответил с упреком в голосе молодой человек, – послушайте, господин Готье, отчего бы вам не остаться у нас до завтрашнего дня? Сегодня вечером мы подписываем свадебный контракт.

– Не требуйте от меня этого, милый мой Даниэль!
– ответил Бо Франсуа со вздохом и отворачивая голову.
– Будьте счастливы с Марией, желаю вам этого от всей души, но не удерживайте меня!

Даниэль, видя тут деликатно скрываемое чувство, не настаивал более. После минутного молчания Бо Франсуа опять начал:

– Вы знаете, кузен Ладранж, что мне необходимо переговорить о некоторых делах с нотариусом Лафоре, не могу ли я до ухода моего, здесь у вас объясниться с ним; мне хотелось бы, чтобы это было при вас, чтобы вы могли быть свидетелем моего чистосердечия!…

– Очень хорошо! Я не вижу никакого препятствия этому объяснению здесь и сейчас же. Мне и самому чрезвычайно любопытно узнать причину, по которой он до сих пор не выдает вам вашего наследства; какой-нибудь недостаток в формальностях или маленькие недоразумения не могут же служить ему извинением. Надо велеть попросить его сюда!… Надеюсь, он оправился теперь от своих вчерашних страхов.

– Мне говорили, что комната его была около моей, -заговорил совершенно хладнокровно Бо Франсуа, – он должно быть, хорошо спал ночь, потому что я не слыхал никакого движения у него.

– Вот сейчас узнаем, – ответил Даниэль. И он встал, чтобы позвать Контуа.

В это короткое отсутствие Даниэля Бо Франсуа,

оставшись один в его комнате, принялся жадно и торопливо осматривать все находящееся на столе среди гербовых листов, связок бумаг, валявшихся тут на сукне. Сафьянный портфель, привлек его внимание. Наклонясь поближе, он явственно разглядел на замке его оттисненный золотом вензель Лафоре. Подозрение мигом охватило его. Не мог ли Лафоре, только что приехав накануне, отдать Даниэлю на сохранение эту вещь? Не в этом ли портфеле находились компрометирующие его бумаги, которых он так тщательно искал прошлую ночь. Мысль эта, раз попав ему в голову, мигом стала уже уверенностью. Задыхаясь, глядел он на этот портфель, придумывая, как бы заполучить его. Не будучи в состоянии противиться подобному искушению, он протянул уже руку за желанным предметом, еще одно мгновение, и он схватил бы его, но вошел Даниэль.

– Ну! – сказал молодой человек, не заметив подозрительного движения своего гостя, – теперь Лафоре только держись! Вдвоем-то уж мы его принудим высказаться, что называется, поприжмем его! Черт возьми! и я тоже знаю законы и сумею отличить законное требование от простой придирки!

– Не обижайтесь так на бедного старика, не выслушав его, – ответил Бо Франсуа, не имея в то же время сил оторвать глаз от портфеля. – Честное слово, я вовсе не желаю ему зла и убежден, что благодаря вашему вмешательству, кузен, дело это уладится к общему удовлетворению. – Быстрые шаги послышались в коридоре, дверь с шумом отворилась и на пороге показался бледный, растерянный Контуа.

– Ну что же? – спросил Ладранж.

– Ах, господин Даниэль, господин Даниэль! – произнес дрожащим голосом старик. – Какое несчастье! И как раз накануне вашей свадьбы!… Помилуй нас Господи!

– Что такое, Контуа? – испуганно спросил Даниэль. – Нотариусу хуже?

Старик отвернулся, дрожа всем телом.

– Скажете ли вы мне, наконец? Я спрашиваю вас, видели ли вы господина Лафоре, сказали ли ему?

– Господи Боже мой! Да как и сказать вам об этом, господин Даниэль? – проговорил в отчаянии Контуа. – А ведь надобно же вам знать… Такое происшествие и именно тогда, когда я надеялся, что кроме радости и счастья не будет более ничего в этом доме.

– Но скажите ж!…

– Нечего делать, извольте. Сейчас я отправился и постучал в дверь к нотариусу, чтобы сообщить ему, что вы приказали, мне не ответили; я сильнее постучал и так как мне опять никто не ответил, то это уже подало мне подозрение, и я вошел в комнату. Стал звать, ответа нет; не зная что подумать, я подошел к кровати, отдернул занавесы… Старик, казалось, покойно спал, но был мертв.

– Боже! – вскрикнул Даниэль, побледнев.

– Вот как! – равнодушно проговорил Бо Франсуа, но тотчас же, войдя в свою роль, продолжал горячо. – Как же это возможно? Несчастный старик ведь должен же был в таком случае метаться, стонать, звать на помощь, но я через дверь ничего не слыхал.

– Тут нет ничего удивительного, – ответил Контуа, -старик умер от апоплексического удара. В этих случаях смерть поражает так внезапно, что не успеешь поручить и душу Богу… Все доказывает, что дело было именно так на этот раз. Господин Даниэль, верно, припоминает, что вчера вечером у нотариуса было такое расстроенное лицо и рассудок казался минутами не совсем в порядке… Ночью, вероятно, сделался новый припадок…

– И кто мог ожидать, что эти волнения будут иметь такие гибельные для него последствия? – сказал Ладранж, опускаясь на стул со слезами на глазах.
– Бедный Лафоре избавился от разбойников только для того, чтоб приехать умереть к приятелю в дом.