Шоколадная ворона
Шрифт:
Его лингвистические способности оказались необыкновенными, и каждый год дед Леша осваивал по несколько новых языков и наречий. Слава богу, знания его оказались востребованными. Ноне обо всех местах, где ему довелось работать, Алексей Матвеевич имел обыкновение рассказывать.
Я звала его дедом Лешей, и он был для меня всем на свете. Со сверстниками же у меня обычно не клеилось. Девчонки мне были неинтересны, а мальчиков с некоторых пор я была настолько сильнее во всех отношениях, что они меня просто боялись. Это касалось и тех ребят, с которыми я тренировалась у Батыя. Меня вполне устраивало их боязливое уважение. Честно говоря,
Все переменилось в один вечер, когда я ехала с тренировки домой в метро. Напротив меня в вагоне сидела группка из нескольких слегка выпивших мальчишек и девчонок на пару лет старше меня. Они весело трепались о чем-то своем, и вдруг один из парней поднял глаза на меня, и в них отобразился... испуг. Он перестал смеяться, толкнул локтем соседа и шепнул ему на ухо:
– Ну и страшила! Неужели и такую кто-нибудь трахать станет?
Шепот получился весьма громким, и вся компания обернулась на меня. Девчонки прыснули – и мне показалось, что вместе с ними мерзенько захихикал весь вагон.
Разумеется, я была вполне в силах врезать шептуну так, что на много недель он был бы избавлен даже от мыслей, кто кого станет или не станет. Ему бы оставалось только мечтать о том дне, когда он сможет на горшок заползти без посторонней помощи. Но я не встала и не подошла к нему. К чему это? Ну урою я этого гада, но сама ведь от этого не стану ни на йоту красивее! Я неловко и неубедительно притворилась, что не понимаю русского языка, и отвела взгляд в сторону. Я ненавидела себя и ничего не могла сделать – по моим темно-коричневым щекам потекли слезы.
Честно говоря, я не помню случая, чтобы я еще так плакала. Впервые я была оскорблена, и бешенство тигре уступило не воле и трезвому расчету, а простой женской жалости к самой себе. Не знаю, когда вышла та компания, во всяком случае, я сама пропустила свою остановку. Меня высадили на конечной станции. Я вышла на гулкую холодную платформу и еще долго сидела на лакированной деревянной лавочке и плакала. Мне нестерпимо захотелось обратиться к кому-нибудь и спросить, действительно ли я так уродлива, что не способна вызвать у нормального мужчины даже примитивную животную похоть. Но обратиться мне было не к кому.
Несколько недель я страдала про себя. Дед Леша видел, что со мной что-то происходит, но из деликатности не задавал мне никаких вопросов. А я по сто раз на дню всматривалась в свое отражение в зеркале и все больше убеждала себя в том, что я – урод!
Я даже записалась на прием в клинику красоты и удалила меленькую родинку над переносицей. Приятный врач-азербайджанец, владелец учреждения, был очень доброжелателен и даже не взял с меня денег за эту микроскопическую операцию. Но когда я спросила, можно ли мне увеличить грудь со второго размера до четвертого или, по крайней мере, до третьего, он выставил меня за дверь. Впрочем, я и сама уже решила, что большой размер груди меня тоже не спасет.
Но совсем скоро, незадолго до моих выпускных экзаменов, в школу зашел прошлогодний выпускник Костя Котельников. Мы, разумеется, были знакомы, когда он еще учился в школе, но никакого реального общения между нами не было. А сейчас он заглянул, чтобы навестить учителя математики, и, увидев меня, почему-то страшно оживился. Мы несколько минут пообщались в коридоре,
Честно говоря, я плохо помню ту дрянь, на которую мы пошли. Это было не важно. Главное, что для моей здоровой психики самого приглашения было достаточно, чтобы и тот давешний шептун, и весь хихикающий вагон одномоментно утратили значение. И когда мы встретились с Костей вечером возле входа в кинотеатр, я уже не понимала причину своей недавней тоски.
Фильм был из числа модных картин «не для всех». Снял его всемирно известный испанский режиссер, «шедеврами» которого было принято восхищаться. Картина, стоит отметить, была совершенно гармоничной: убогий сюжет, нечленораздельный сценарий, бездарная режиссура и унылая игра никудышных актеров. В среде «понимающих» это называлось «неординарным видением».
Мы с Костей не нашли в себе сил досмотреть испанскую галиматью до конца. Согласившись с моим предложением признать себя ничего не понимающим плебсом и прекратить самоистязание, мой ухажер предложил зайти в расположенное рядом с кинотеатром кафе, и мы несколько часов протрепались под кофе с мороженым.
Костя мне понравился. Как ни банально это звучит, но он был не как все. От него не веяло убожеством, он разбирался в литературе и музыке. С музыкальным слухом у меня «труба», но книг благодаря Алексею Матвеевичу я читала немало. Костя раздухарился и даже прочитал мне какие-то стихотворения собственного сочинения. Мне тогда показалось, что получилось неплохо. Как и все в школе, он ничего не знал про мои спортивные занятия. Меня это очень устраивало.
Костя жил на противоположном конце Москвы, но тем не менее проводил меня до подъезда. Перед тем как попрощаться, он неловко сгреб меня в охапку и поцеловал в губы. Чуть помедлив, я ответила. Несколько мгновений мы стояли, прижавшись друг к другу, и я почувствовала, что в брюках моего кавалера что-то твердеет и упирается мне в ногу. Поразмыслив, я поняла причину этого явления и, уже поднимаясь по лестнице, высоко подняла правую руку с оттопыренным средним пальцем. Это был мой торжествующий «fuck!» тому подвыпившему парню из вагона, его компании и... всему Московскому метрополитену.
Мы стали встречаться и ходить на всевозможные культурно-массовые мероприятия по несколько раз в неделю. Но однажды я вынуждена была извиниться и отменить запланированную встречу, так как вечером провожала деда Лешу на Ленинградский вокзал. Алексея Матвеевича пригласили в один из питерских музеев поработать пару месяцев с обнаруженными там материалами на каком-то редком языке. Старик обрадовался не столько неожиданной подработке, сколько своей востребованности и возможности погулять по любимой им Северной столице.
Поезд отходил в десять минут первого ночи. Когда состав плавно тронулся, я помахала Алексею Матвеевичу в окно и направилась по платформе в сторону здания вокзала и входа в метро. И тут подкравшийся сзади человек прикрыл мне глаза ладонями. Хорошо, что я сразу догадалась, что это Костя, а то... в общем, зная меня, понятно, что могло быть!
Меня очень растрогало, что Костя не захотел, чтобы я ночью возвращалась домой одна. Все-таки здорово иногда побыть слабой и беззащитной! Когда мы добрались до моего дома, метро уже не работало, и мне стало совестно отправлять ухажера восвояси. Я пригласила его заночевать у меня. Меня обрадовало, что сопротивляться моему предложению он не стал.