Шоколадная ворона
Шрифт:
– Неужто, милая, мне тебя врать учить? Или у вас в Африке все такие честные?! – Она хихикнула, и все пышное тело ее заколыхалось под серым рабочим халатом. – Да скажи ты мне, что не в Москве, а в Зажопинске каком-нибудь могилка будет, и я тебе просто обязана буду прах отдать! Хоть в Африку свою вези, если с таможней договоришься. Мне главное, чтобы ты сама сказала: «Не в Москве! И всё!»
– Не в Москве! – повторила я. – И всё!
Тетечка сдвинула чашку и раскрыла перед собой журнал «Выдача прахов».
– Ну, называй!
– Что называть?
– Город, шоколадка ты моя! Город, где дедушку похоронишь, называй! Любой, ё-мое! Ну!
Я на секунду задумалась и вдруг поняла, что похороню Алексея Матвеевича рядом с моим отцом.
– А паспорт-то русский у тебя есть?
Я протянула ей паспорт с пропиской. Толстушка с интересом поглядела на мою фотографию.
– Ишь ты! Все как у людей! Хотя дедушку твоего я бы и по африканскому паспорту выдала. Видать, не чужой был тебе человек! Тоже черный? – поинтересовалась она.
Я покачала головой:
– Белый... Но очень хороший!
– Бывает! – Тетечка понимающе кивнула и, прикрыв от наслаждения глаза, даже томно постанывая, отправила в рот кремовую розочку с безе. У меня возникло ощущение, что едва дотронувшись губами до вожделенного лакомства, она кончила!
Через десять минут я уже сидела в маршрутке, прижимая к себе сумку с керамической урной внутри.
И на ухабах пепел Алексея Матвеевича стучал в мое сердце...
В ближайшие дни мне предстояла поездка на отцовскую малую родину.
Но несколько дней урна с прахом старика все же погостила на книжной полке в его осиротевшей комнате.
Купе
Сама не знаю, почему так долго не получала права и не покупала машину. Честно говоря, последние пару лет поступления из прямо-таки таинственного Афганского фонда были столь значительны, что я вполне смогла бы приобрести какой-нибудь маленький японский автомобиль. Но... в этот раз добираться мне пришлось на перекладных – поездом до областного центра, а дальше – три часа на автобусе.
Билет я купила днем в день отправления. Спального вагона с двухместными купе в составе этого поезда, к сожалению, не было, и мне пришлось довольствоваться нижним местом в обычном купейном вагоне. Я не стала просить никого сопроводить меня. Безусловно, странно, когда молодая женщина одна едет с прахом, чтобы захоронить самого близкого ей человека. В какой-то момент я почти решилась позвонить либо Косте, либо Батыю. Но не стала этого делать. Даже не сказала никому о планируемой поездке! Почему?! Да потому, что я, черт побери, – тигре!
Вечером я отправилась на Ярославский вокзал, прихватив с собой сумку с самыми необходимыми вещами и уложенной в полиэтиленовый пакет керамической урной с прахом. Поезд отходил в половине первого ночи и прибывал в конечный пункт назначения в шесть утра. Я сплю обычно восемь-девять часов, но и такой короткий отдых – лучше, чем ничего.
Моими соседями оказались двое мужчин. В четырехместном купе нас ехало трое. Одна верхняя полка осталась не занятой. Когда я вошла внутрь, возле окна уже сидел дядечка располагающего вида и неопределенного возраста, одетый в строгий темный костюм, а на носу его красовались золотые очки, сделанные «под старину». В общем, облик моего первого попутчика был самый что ни на есть профессорский. Но с лица его не сходила веселая, может быть, даже слегка ехидная улыбка. Увидев меня, он сразу встал, представился как Адам Генрихович Берг. Услышав мое имя, выразил восторг по поводу того, насколько оно мне подходит. Адам Генрихович сразу предложил мне безжалостно «выгонять» его из купе, когда мне нужно будет переодеваться и готовиться ко сну. Второй попутчик, довольно противный человек, лет сорока от роду, запрыгнул в вагон буквально в момент, когда состав тронулся. Мужчина был слегка навеселе и насквозь пропах табачным перегаром. Он внес самого себя внутрь купе, словно драгоценный подарок, сразу представился Вадимом Петровичем Дубисом, журналистом-международником, и пришел в крайнее недоумение, граничащее с негодованием, когда убедился, что его соседи по купе не только не читали
Едва поезд тронулся, появилась проводница. Ослепительно улыбаясь золотыми передними зубами, миловидная татарка собрала билеты и деньги на белье, после чего молниеносно принесла чай с печеньем. Отказываться мы не стали. Все еще надутый журналист направился курить в тамбур, и мы остались вдвоем.
Перед тем как приступить к чаепитию, я расположила на пустующей полке сумку с дорогим мне прахом. Там уже лежали вещи моего первого попутчика. Из полиэтиленового пакета выглядывал корешок книги, видимо по формату не вместившейся в небольшой кожаный портфель. Среди множества мелких и стертых до неразличимости букв на корешке красовалось тисненное золотом заумное слово «гештальтпсихология».
– Вы изучаете гештальтпсихологию? – спросила я интеллигентного дядечку. – Или вы ее преподаете?
Меня всегда интересовало, что же это такое.
– Не вникайте – хрень это все! Хрень на постном масле! – ответил он неожиданно весело. – Поверьте специалисту. Ведь я, дорогая Эва, по основной своей профессии – психиатр.
Адам Генрихович оказался человеком крайне словоохотливым, контактным и даже артистичным. За пять минут между нами без всякого напряжения с моей стороны возникли чуть ли не приятельские отношения, и Берг поведал мне о том, как обстоятельства принудили его изменить благородной профессии с тем, что он всегда считал обыкновенным шарлатанством.
После перестройки с работой, а точнее с зарплатой, было не ахти, поэтому когда Адаму Генриховичу предложили вступить в какую-то международную ассоциацию, предоставляющую услуги по психологическому тренингу персонала, он вынужденно согласился. Психологию, в отличие от психиатрии, он вообще всю жизнь считал на девяносто процентов профанацией. Сейчас Берг ехал на областной мясокомбинат, где, по всем признакам, возникли трения между сотрудниками убойного и транспортного цехов. Несколько лет назад комбинат был приватизирован немецкой фирмой, и именно новый немецкий менеджер определил, что внутри коллектива доверенного ему предприятия возникли элементы психологической несовместимости. Внешне все это выражалось в регулярной пьяной поножовщине с членовредительством и сопровождалось поджогами производственных и складских помещений. Менеджер-иностранец окончил колледж в Германии, потом продолжил образование в Англии, в лондонском университете Святого Мартина и перед докторантурой решил попробовать себя в реальном бизнесе. Столкнувшись с суровой действительностью российской провинции, менеджер немало обеспокоился происходящим и обратился за помощью к коллегам из головной компании. Совет директоров собрался во Франкфурте на экстренное совещание и после десятичасовых прений пришел к убеждению, что необходимо провести несколько коллективных сеансов с высококвалифицированным специалистом-психологом. Выбор пал на рекомендованного профессионалами российского соплеменника – Адама Генриховича Берга. Ему предстояло организовать на мясокомбинате ролевую игру под условным названием «Дни Годуновых». Западные инвесторы заплатили за сценарий и постановку немалые деньги, надеясь, что в результате игры общение между работниками враждующих цехов войдет в доброжелательное и конструктивное русло. И тогда досадные внутренние разногласия, мешающие экономическому процветанию компании, несомненно прекратятся.
– А если ничего не получится? – спросила я, сомневаясь в осмысленности идиотского плана.
Адам Генрихович пожал плечами.
– Сейчас мне, честно говоря, это уже все равно. Времена, слава богу, изменились, и у меня есть куча работы. С каждым днем становится все больше платежеспособных психически больных. У меня теперь даже есть небольшая собственная клиника. Есть и еще несколько забавных проектов, о которых я предпочел бы пока не распространяться. Так что эта поездка – последняя в моей психологической карьере. На ней завершается контракт с немцами.