Шоколадная ворона
Шрифт:
Некоторое время он помолчал, думая о чем-то своем. Потом продолжил:
– В какой-то степени мне было интересно побыть в шкуре настоящего шарлатана. Не поверите, иногда я ловил себя на том, что сам верю в ту чушь, которой занимаюсь. А потренировавшись, научил и других верить тоже. Кроме того, было полезно пообщаться с клиентами из Германии. Я немного подтянул свой немецкий, родной, так сказать, язык. Ведь я по происхождению из русских немцев... – Берг выжидательно посмотрел на меня. – А вы, простите?..
– А я из русских эфиопов.
Адам Генрихович понимающе покивал.
Мы мчались мимо
– Извините, господа! Благодарю вас за лестное предложение, но у меня завтра трудный день, поэтому уступаю вам свою нижнюю полку и отправляюсь спать наверх.
Я вышла в коридор, где мне предстояло постоять в очереди в туалет, чтобы умыться и... вообще.
Когда я вернулась, мои попутчики уже весьма разгорячились коньяком. К счастью, уже совсем изрядно нетрезвый журналист потерял интерес ко мне и полностью переключился на Берга. Я постелила себе на верхней полке и, запрыгнув наверх, попыталась немедленно заснуть. Но мужчины внизу говорили слишком громко, и Морфей не сразу принял меня в свои объятия.
– Адам Генрихович, я много наслышан о работе врачей-психиатров, – говорил Дубис под характерное бульканье, – но я не являюсь профессионалом в психиатрии, равно как и большинство простых смертных. Могли бы вы рассказать о своей деятельности в доступной для неподготовленного индивидуума форме?
Взглянув на собеседников сверху, я заметила, что журналист включил маленький диктофон, засунутый в нагрудный карман рубашки. Видимо, любую беседу он готов был заначить для возможной публикации в будущем. Что тут скажешь? Молодец! Профессионал!
– Дорогой Вадим Петрович! – отвечал ему раскрасневшийся психиатр. – Поверьте мне, это непросто. Очень непросто. В каждой профессии есть своя терминология, свой, если хотите, язык и свой метод мышления! Но я постараюсь. Надеюсь, вы осознаете, что в психиатрии все зачастую не так однозначно, как в других областях медицины. Возьмем, например, травматологию. У вас, скажем, есть нога. Она цела, как сейчас, или вы ее, к примеру, сломаете. Здесь все понятно, все будет на виду: нога, кость, обломки, отеки, разорванные ткани...
– Ужасно!
– Да, простите, голубчик! Я несколько увлекся! Давно не выпивал, знаете ли! Давно! Так вот, с психиатрией все не так просто. Пример! Вы, скажем, говорите, что у вас теща – сумасшедшая!
– Я так не говорю!
– Понятное дело, не говорите. Но, предположим, вы все-таки скажете мне, что она у вас не в себе!
Дубис неожиданно замялся.
– Вообще-то, конечно чуть-чуть есть. Особенно что касается второй тещи. Я сейчас женат в третий раз. А Полина Константиновна действительно, если задуматься... – Он покрутил пальцем у виска.
– О! Все-таки я был прав! Но это еще ни о чем мне не говорит! Разумеется, есть шанс, что ваша вторая, как вы выразились, теща и впрямь психически нездорова и нуждается и в лечении, и в социальной адаптации. Но, может быть, все куда проще и она просто, простите,
– Вот на это, кстати, и было похоже!
И смех и грех! Я ехала на своей верхней полке по печальному делу с самым скорбным грузом, который можно придумать. Дома все, судя по настороженному поведению Батыя, все тоже не очень просто. Но от беседы, происходившей внизу, меня просто трясло от беззвучного смеха!
– Или вот, – продолжал немецкий врач академическим тоном, – еще один пример! Скажем, тесть у вас пьет...
– Что ж вы так по моей семье, Адам Генрихович? Они все культурные, интеллигентные люди...
– А тут одно другому не мешает! Я врач – вы мне поверьте!
– Честно говоря, мой первый тесть действительно изрядно зашибал. Но разошлись мы с женой из-за другого.
– Из-за чего, если не секрет?
– Из-за Горбачева! Она тайно писала ему письма о том, как надлежит строить социализм с человеческим лицом. Одно из них попало из ЦК к нам в редакцию. Так я узнал...
– О, голубчик мой, Вадим Петрович! Вот это уже серьезно! Тут налицо проблема с ее психическим здоровьем! Да-да – письма Горбачеву и социализм с человеческим лицом это уже совсем печально! Это – тяжелая хроника! Итак, повторяем: тесть ваш зашибал, правильно?
– Ну да – был грешок!
– Грешок!! Но в результате этого грешка, как вы выразились, он родил дочь, которая потом выросла и стала вашей супругой! Я нигде не ошибся?
– Все верно, стала женой...
– А потом уже в качестве вашей жены писала письма Горбачеву?! Да! Смею предположить, дорогой мой попутчик, что ваша первая супруга появилась на свет в результате так называемого алкогольного зачатия! Бич нашего деградирующего общества!
– Что и говорить, Адам Генрихович! Повсеместная деградация налицо! Не знал, что с вами встречусь, а то обращение супруги к Михаилу Сергеевичу вам бы с выражением зачитал! Вам лимончика отрезать?
– Очень тоненький кусочек, будьте любезны! – В голосе Адама Генриховича слышалось наслаждение. – Признаюсь вам, я продолжатель профессиональной династии. Мой отец был одновременно и выдающимся психиатром, и одним из основоположников современной наркологии. Чудом он спасся во время охоты на врачей-вредителей. Его звали Генрих Адольфович Берг. Тоже немец, разумеется. Но тогда все врачи с нерусскими именами и фамилиями поголовно признавались евреями, безродными космополитами, и всем был уготован один путь... Да! Давайте выпьем за смерть вождя народов!
– Легко!
Чайные стаканы внизу бодро звякнули.
– Отец, когда вышел в пятьдесят третьем на свободу, занялся вопросами социальной адаптации хронических психиатрических и наркологических больных. Уже в конце пятидесятых перед ним, тогда уже зрелым, опытным врачом, остро встал вопрос о сохранении трудовых и профессиональных навыков людьми с различными формами психических расстройств и наркологической зависимости. В благословенный период хрущевской оттепели его пациентами были и страдающие всевозможными психозами руководители всех уровней, и писатели, творческому потенциалу которых угрожал тяжелый алкоголизм. Он многим помог...