Шоколадница в академии магии

Коростышевская Татьяна Георгиевна

– Вам нехорошо, Катарина?
– шепнул эр-Рази.

Я помотала головой:

– Ничего страшного.

– Не волнуйтесь, от вас ничего больше не потребуется. Сейчас нам овеществится Зеркало Истины…

– Тише, Фарух, – зашипел Дюпере, метнувшись к нам, - мадемуазель все равно ничего из происходящего не запомнит.

– Зато, пока эти знания будут в ее голове, получит невыразимое от них удовольствие, – прошептала я себе под нос.

Ректор прожег меня гневным взглядом, впрочем, немедленно перенаправив его на месье Девидека, которы тоже потихоньку

приблизился.

– Я просто хотел поддержать даму, – сообщил молодой человек, демонстрируя подготовленные для поддержки ладони, - потому что в первый раз видеть Зеркало Истины…

– И в последний, - перебил Дюпере, – клянусь, если еще хоть одна девица академии вздумает взывать… Ладно, стойте здесь, на случай, если мадемуазель Гаррель лишится чувств.

И они с эр-Рази отошли ближе к месту событий. Девидек прошептал:

– Старикан чем-то явно расстроен. Вы перспективная студентка, Гаррель? Ах, помню, вы поступили сразу на лазоревую ступень… Ну-ну… Сердобольный Дюпере, ему вас жалко. Воображаю, какую выволочку сегодня получит Шанвер от монсиньора. Ну вот и все.

Сорбир опустил руки, с ?екоторым разочарованием уяснив, что падать в обморок никто не будет. Нет, я, разумеется, могла бы оказать такую любезность, но мне не хотелось. Хотелось забиться в темный угол, заткнуть уши и орать на пределе громкости, а в обморок – нет.

Четверка безупречных, которая исполняла заклинание, стояла теперь перед обычным ростовым зеркалом в грубой деревянной раме. Я сказала обычным? Оговорилась. В зеркале не отражалось ровным счетом ничего, оно, разумеется, было магическим. Все сорбиры перестроились, рассредотачиваясь. Лузиньяк и еще двое, Хайк и Фрессине, отступили к товарищам.

– Прекрасная работа, квадра Шанвера, - решил Дюпере, - браво. По сто баллов каждому. Ну что ж, продолжим.

– Сорбир Шанвер обвиняется в наложении сорбирского заклятия на некую молодую особу. – ?оворил не Дюпере, бесполый голос раздавался из зеркала.

Руки Девидека, на которые я собиралась рухнуть без чувств, вытолкали меня вперед, к самой раме.

По матовой поверхности прошла рябь, теперь в зеркале отражались Арман де Шанвер и моя скромная особа у его плеча, едва достающая до этого самого плеча макушкой.

– Катарина Гаррель, – губы моего отражения шевелились, - помните, отвечать нужно только «да» или «нет». Вы, Катарина Гаррель, похитили кошель из спальни филидки де Бофреман, вольно или невольно, находясь под действием заклятия, либо в приступе сомнамбулизма?

– А что за кошель?
– раздалось позади.

И сразу же шиканье ректора:

– Девидек, минус сто баллов.

– Да на здоровье… Монсиньор, вы же расскажете потом?

Личико зазеркальной мадемуазель исказила гримаса неудовольствия:

– Повторяю, вы, Катарина Гаррель, похитили кошель из спальни Мадлен де Бофреман, вольно или невольно, в приступе сомнамбулизма либо находясь под действием заклятия?

– Да! – ответила я, покраснев.

– Ложь! – рассмеялась я-зазеркальная, присела в реверансе и ушла, шагнув за пределы обзора.

Ложь? Тогда, простите, откуда у меня деньги? Мадлен. Это она за всем стояла! Ну, разумеется, несчастная Оди слышала мой бред про сову и на следующий же день подложила мне кошель,исполнила перьевую инсталляцию с луидором. Зачем такие сложности? Для того, чтоб я, не задумываясь, стала тратить деньги. Как только Оди выполнила задание коварной филидки, она стала не нужна, и фрейлина Бофреман обвинила девушку в краже… Святой Партолон. Какое изощренное коварство! Но за что? Чем я Мадлен так насолила? Парочка колкостей? Удачный ответ на уроке? Арман!

– И что это значит? – спросил кто-то за моей спиной громким шепотом.

– Девушка ничего не воровала.

– А разве мы судим не Шанвера?

– Зеркало само решает, кого и о чем спрашивать.

– Еще хоть звук, болваны, клянусь…

Отражение ?рмана смотрело мне в глаза, с беззащитным, потерянным выражением, от которого у меня внутри все cжалось. Если бы в этот момент я могла вернуться ?а три четверти часа назад, в зал ?кадемического совета, клянусь, обвинительных слов не произнесла.

– Арман де Шанвер, вы наложили на мадемуазель Катарину Гаррель сорбирское заклятие высшего порядка, с целью подчинения, либо защиты, либо ещё с какой-либо целью?

– Да!

– Это правда, – сказало зеркало, и отражение, поклонившись, растаяло.

«Все?
– удивилась я, продолжая смотреть на гладкую полированную поверхность. – А чего ты ждала? Громов с молниями? Подробных дoпросов? Вспомни, чему тебя учили. Настоящее величие – в простоте. Ты, Катарина, только что стала свидетельницей, более того, участницей Безупречного суда. Ты доказала свою правоту, но теперь тебя, скорее всего, за это накажут. Потому что…»

– Так-так… – проговорил монсиньор Дюпере в тишине. – Так-так…

Я обернулась, в этот же момент Лузиньяк шагнул из строя, но сказать ничего не успел, ректор продолжил:

– Обвинение мадемуазель Гаррель, корпус филид, нашему товарищу Шанверу, полностью доказано.

– Ничего не доказано, – возразил Дионис, - Арман мог, наоборот, снимать чужую мудру!

Дюпере отмахнулся:

– Закон Заотара суров, вина доказана.

– Тoгда я должен признаться!!!

– Лузиньяк, заткнись, – возглас де Шанвера заставил всех к нему oбернуться. Сорбир поклонился: – Ожидаю приговора, господа.

Дионис попытался еще что-то сказать, нo маркиз сплел в воздухе какую-то мудру, и рыжий сорбир застыл, не в силах открыть рот.

– Какое высокомерие, – шепнул Девидек, оказавшийся рядом, – заколдовать более слабого товарища, да ещё сорбирским заклинанием, да ещё при даме… За это высокомерие Шанвера никто и не любит.

Мэтр эр-Рази предложил:

– Не стоит ли нам отпустить мадемуазель Гаррель? Не думаю…

– Закон Заотара суров, – повторил ректор.
– Сорбир Шанвер за преступление, им совершенное, будет разжалова?, память, начиная с последнего числа месяца маи до последнего числа ута, будет у него изъята.