Шопенгауэр как лекарство
Шрифт:
В свое время Джулиус немало написал о том, как групповая терапия помогает людям, но буксовал всякий раз, подходя к описанию самого главного элемента — ее целительной атмосферы. В одной статье он сравнил ее с лечением тяжелого кожного заболевания, при котором больного погружают в успокаивающую ванну с овсяным отваром.
Одним из побочных эффектов группы — факт, до сих пор не нашедший отражения в науке, — является то, что хорошая группа положительно действует не только на пациентов, но и на психотерапевта. У Джулиуса часто поднималось настроение после занятий, но механизм этого странного воздействия оставался для него загадкой. Может, это потому, что на полтора часа он просто забывал про свои проблемы?
Сообщить группе о своей болезни значило для него очень многое. Одно дело быть откровенным с семьей, с друзьями, со всеми, кто находится с тобой по эту сторону баррикад, — и совсем другое сбросить маску перед твоей главной аудиторией, группой избранных, для которых ты — гуру, врач, маг и священник. Это значило сжечь мосты, признаться, что для тебя все кончено и впереди только мрачная, бездонная пропасть.
В который раз он пожалел, что группа была не в полном составе: Пэм уехала и вернется только через месяц. Как жаль, что ее не будет сегодня вечером. Для Джулиуса Пэм всегда была главной фигурой в группе: она как никто умела положительно влиять на других — и на Джулиуса в том числе. Он тяжело переживал, что группа так и не смогла ей помочь: несмотря на все их старания, терзания Пэм по поводу мужа и бывшего любовника не прекращались, и в результате ей пришлось искать спасения в индийском медитативном центре.
Вот с такими мрачными мыслями Джулиус перешагнул порог комнаты в половине пятого вечера. Группа уже собралась: все сидели и, склонив головы, внимательно изучали какие-то листки, которые в одно мгновение исчезли со стола, едва Джулиус появился в комнате.
Странно, подумал Джулиус. Разве он опоздал? Он посмотрел на часы. Нет, ровно половина пятого. Он тут же выбросил этот эпизод из головы и мысленно повторил заранее заготовленную речь.
— Ну, что ж, начнем. Как вы знаете, я никогда не начинаю занятие, но сегодня особый случай. Я должен кое-что вам сообщить, хотя, честно признаться, мне это будет нелегко. Так вот… около месяца назад я узнал, что у меня серьезная — нет, более чем серьезная — смертельно опасная болезнь, злокачественная опухоль, меланома. Я думал, что с моим здоровьем все в порядке, это произошло на обычном осмотре у врача…
Джулиус замолчал. В комнате явно происходило что-то неладное: выражения, позы — все не так. Они не должны были так сидеть. Они должны были повернуться к нему и ловить каждое его слово. Вместо этого все сидели, глядя в сторону, кроме Ребекки, которая краем глаза изучала бумажку, лежавшую у нее на коленях.
— Что происходит? — спросил Джулиус. — У меня такое ощущение, что вы меня не слушаете. Похоже, все заняты чем-то другим. Ребекка, что ты читаешь?
Ребекка немедленно сложила листок, спрятала его в сумочку и села, не глядя на Джулиуса. Все молчали. Наконец Тони сказал:
— Я могу ответить. Не буду говорить за Ребекку, скажу за себя. Я не слушал тебя, потому что я уже знаю все, что ты хочешь нам сказать про свою… свое здоровье. Вот почему я не смотрел на тебя. Я не хотел делать вид, будто это для меня новость. Но я не хотел прерывать тебя, не хотел говорить, что уже знаю.
— Что? Откуда ты знаешь? Черт побери, что здесь происходит?
— Прости, Джулиус, давай, я все объясню, — сказал Гилл. — В общем, это моя вина. После того раза я был не в себе и не знал, идти домой или нет, где переночевать и все такое… Ну, я и уговорил всех пойти выпить кофе, мы пошли в кафе и там продолжили встречу.
— Так… Ну и? — Джулиус, слегка успокоившись, несколько
— Ну, и Филип рассказал нам, в чем дело, — ну, ты понимаешь, про твою болезнь, про злокачественную миелому…
— Меланому, — негромко поправил Филип.
Гилл бросил взгляд на бумажку, которую держал в руке, и сказал:
— Да, меланому, спасибо, Филип. Может быть, ты сам продолжишь, а то я все перепутаю?
— Множественная миелома — это рак костей, — сказал Филип, — а меланома — это рак кожи. Вспомни: меланин, пигмент, который окрашивает кожу…
— Так эти бумажки… — вмешался Джулиус, делая знак кому-нибудь из двоих объяснить, в чем дело.
— Филип рассказал нам про твое состояние и подготовил краткую информацию, которую раздал нам перед началом, несколько минут назад. — Гилл показал листок Джулиусу, который успел прочитать заголовок: «Злокачественная опухоль. Меланома».
Покачнувшись, Джулиус грузно опустился в кресло.
— Я… я… даже не знаю, что сказать… вы… я готовился вам сказать… я чувствую себя так, будто у меня из-под носа вытащили мою собственную историю жизни — нет, смерти. — И, глядя Филипу прямо в глаза, Джулиус сказал: — А ты подумал, как я буду выглядеть?
Филип невозмутимо смотрел куда-то в сторону и ничего не ответил.
— Это нечестно, Джулиус! — воскликнула Ребекка. Вынув из волос свои заколки, она встряхнула черными локонами и вновь начала сворачивать их кольцом на голове. — Филип не виноват. Во-первых, он ни в какую не хотел с нами идти — сказал, что не любит компаний, что ему нужно готовиться к лекции, мы чуть не силком его затащили.
— Точно, — подхватил Гилл. — Мы больше говорили обо мне и моей жене и о том, куда мне отправиться на ночь. Потом мы, конечно, спросили Филипа, как он оказался в группе — это нормально, мы всегда спрашиваем новеньких, — и он рассказал нам про твой звонок и про то, что ты позвонил ему из-за болезни. Вот тут мы и переполошились и начали просить его рассказать все по порядку. У него просто не было выхода. Я бы на его месте тоже все рассказал.
— Он даже спросил, — вставила Ребекка, — кошерно ли встречаться после занятий без тебя.
— «Кошерно»?… Это Филип так сказал? — спросил Джулиус.
— Ну, на самом деле не он, — призналась Ребекка. — «Кошерно» — это сказала я, но смысл был такой. Я сказала, что мы часто встречаемся после занятий и пьем кофе, и ты никогда не возражал и только предупреждал, чтобы мы докладывали про все разговоры на следующем занятии, чтобы не было никаких секретов от группы.
Гилл с Ребеккой дали Джулиусу время привести свои мысли в порядок. В нем все кипело от ярости. Неблагодарный ублюдок. Несчастный скряга. Жмот. Я стараюсь для его же блага, и вот что я получаю взамен — верно говорят, доброта не остается безнаказанной. Хотел бы я знать, что он доложил о себе — почему оказался в группе? Голову даю на отсечение, что он скромно умолчал о своих подвигах — как он трахал все, что движется, как сотнями обманывал бедных, несчастных женщин. Подлый негодяй. Ублюдок.
Он оставил эти размышления при себе и, отчаянно борясь с раздражением, попытался восстановить цепь событий. Конечно же, после занятий группа начала упрашивать Филипа пойти в кафе, и Филип не смог устоять — здесь была и его, Джулиуса, вина, он должен был поставить Филипа в известность об этих периодических посиделках после занятий. Потом, естественно, пошли расспросы о том, как он попал в группу — здесь Гилл прав, группа никогда не упускает случая расспросить об этом новичка, — и Филип, конечно, вынужден был раскрыть всю странную историю их знакомства и этой нелепой сделки; а что ему оставалось? А эти бумажки про меланому — конечно, личная инициатива Филипа, рассчитанная исключительно на то, чтобы завоевать расположение группы.