Шопинг с Санта Клаусом
Шрифт:
Мой мыльный пузырь накренился, остановился и закачался, уравновешиваясь. Справа потянуло ветром, хлопнула дверца, одновременно с которой закрылся и вопрос «Где я?» — очевидно, что в автомобиле.
Машина мягко тронулась. Я сделала над собой усилие, разлепила ресницы, терпеливо подождала, пока зыбкая муть перед глазами оформится в цветную картинку, и увидела перед собой спинку кресла с подголовником, увенчанным оранжевой метелкой чьей-то безобразно заросшей макушки. В зеркальце заднего вида отразились блестящие смородиновые глаза. Один из них весело мне подмигнул.
— Итак, ты едешь в машине с персональным водителем, —
— Доброе утро, спящая красавица! — бойко приветствовал меня упомянутый персонаж. — Куда едем-то, а?
— Вам виднее, — настороженно ответила я.
— Ну, привет! — рыжий шлепнул по рулю ладонями. — Юмористка! Я везу, куда клиент скажет!
— А он не сказал?
— Кто — он? — тоже задумался рыжий.
— Ну, ваш клиент!
— Так мой клиент — это ты! — снова обрадовался он. — Разве не помнишь, как машину остановила? Стояла на обочине, качаясь, как тонкая рябина, я тебя и подобрал. Вообще-то у нас в Берлине не принято останавливать такси на улице, но я сразу понял, что ты из России. Только русская баба может напиться до потери сознания в восьмом часу вечера.
— Я не напилась! — возмутилась я.
— А что сделала? Накурилась? — заржал рыжий.
— Надышалась, — мрачно буркнула я. — Короче, без шуток, куда вы меня везете?
— Если без шуток, то в отель «Берлин», — ответил рыжий и снова подмигнул. — Ты, перед тем как отрубилась, велела доставить тебя к парадному входу гостиницы и проследить, чтобы ты вошла в холл. И даже деньги вперед заплатила! Хоть это ты помнишь?
Он глянул в зеркальце, прочел ответ по моему лицу и скроил расстроенную мину:
— Не помнишь! Значит, я запросто мог взять с тебя двойную плату. Эх, вечно я страдаю из-за своей честности!
Я промолчала. Было совершенно ясно, что рыжий жулик врет, и врет нагло, нисколько не боясь, что я уличу его во лжи. А почему он этого не боится? Видимо, ему безразлично, верю я ему или нет. То есть абсолютно неважно мое мнение.
«И это очень плохой знак, — зловеще молвил мой внутренний голос. — Абсолютно не считаются только с теми, кто уже приговорен и поставлен к стенке! Это у них нет ни последнего слова, ни возможности как-то влиять на ситуацию.»
— Остановите машину! — попросила я.
И убедилась, что мой внутренний аналитик не ошибся — влиять на ситуацию я действительно не могу! Рыжий только ухмыльнулся и покачал головой:
— Я остановлю у «Берлина».
— Остановите сейчас! — рявкнула я.
Впереди показалось узнаваемое здание Рейхстага. К сожалению, площадь перед памятником истории и архитектуры пустовала, этим темным дождливым вечером культурные туристы предпочли для прогулок другие места. Тем не менее я решила, что покричать в открытое окошко: «Караул, помогите, спасите!» — все-таки не помешает, потому что на верхней площадке Рейхстага обычно дежурит какой-то дядька в форме — то ли охранник, то ли полицейский. Может, он услышит крики, запомнит машину и пошлет за ней вдогонку полицейский патруль?
«Надежды мало, но ты все же попробуй, — с сомнением сказал внутренний голос. — Только кричи погромче, а то Рейхстаг вон какой высокий!»
Совет был толковый, но голосить сразу, без предварительной распевки, я не могла. Я же культурный человек, у меня нет навыка горланить, как баба на Привозе! Я вообще не помнила, чтобы мне когда-либо прежде приходилось шокировать народ громким ором (исключая случай, когда я, пятилетняя, стоя вблизи похоронной процессии, радостно кричала под балконом родительской квартиры на пятом этаже: «Мамочка, сбрось мне флажок, тут парад начинается!»).
Первое «Спасите!» прозвучало неуверенно и робко, и единственным ответом стало жужжание стеклоподъемников. Спустя три секунды окна машины закрылись наглухо, затем послышался злорадный щелчок, и кнопочки на всех четырех дверях укоротились вдвое.
«Теперь ты дверь просто так не откроешь, тут центральный замок! — вспомнив недавнюю лекцию специалиста, запаниковал мой внутренний голос. — Вся надежда только на пилочку! У тебя же осталась еще одна?»
Я сунула руку в сумку — поскрести по сусекам в поисках последней пилочки для ногтей. Маникюрные приборы расходовались, как патроны на стрельбище! Знала бы, что на эти пилки будет такой спрос, купила бы целый ящик!
Острие искомой пилочки с готовностью вонзилось мне в ладонь. Я с трудом сдержала болезненный стон, а внутренний голос бурно обрадовался: «Есть пилка?! Отлично! Даже если не получится открыть ею дверь, теперь ты вооружена и живой врагу не дашься!»
Даваться врагу мертвой тоже не особенно хотелось.
— Спасите! Помогите! — заорала я уже в полный голос — может, не так громко, как Шаляпин в роли Мефистофеля, но не менее страстно.
— Однако! — потряс головой рыжий гад.
Я стиснула в кулаке пластмассовую ручку маникюрного штыка и приготовилась к бою.
34
Степа Красин стоял на смотровом балконе на куполе Рейхстага и с глубоким чувством смотрел на ночной Берлин в полевой бинокль. Бинокль был старый — дедушкин. И навязчивая идея запоздалого взятия Рейхстага тоже принадлежала деду Семену.
— Степка, ты ж меня не подведи! — волновался он, трясущимися руками запихивая в чемодан внука потрескавшийся кожаный футляр с допотопным оптическим прибором и набор разноцветных мелков для детского творчества «Радуга».
Рисовальные принадлежности в добровольно-принудительном порядке предоставила Степина племянница — первоклассница Маришка. Мелков жадной малявке было жалко до слез, но гневить вспыльчивого деда Семена она боялась, поэтому молча шмыгала носом. Когда взрослые отвлекались, Маришка бочком подкрадывалась к чемодану и вытаскивала из него свои мелки. Бдительный дед шлепал ее по руке, отнимал коробочку и закапывал ее в стопку чистого белья на дне чемодана. По мнению старика, детские мелки взрослому внуку нужны были гораздо больше, чем запас трусов и маек. И Степа должен был размашисто начертать на стене Рейхстага: «Рядовой С. Красин из г. Козедольска Ухтинского района дошел до Рейхстага. Да здравствует наша Победа!»
Рядовой Степан Красин призван был исполнить заветную мечту рядового Семена Красина. В сорок пятом дед получил серьезное ранение на ближних подступах к Берлину и не дошел до Рейхстага каких-то пару километров.
— Смотри, Степка, не обмани старика! Водрузи знамя! — волновался не по возрасту азартный восьмидесятипятилетний дед, вытряхивая личинок моли из пыльного бархатного вымпела с вышитыми на нем серпом-молотом и обтрепанной желтой бахромой. — Вот возьмем Рейхстаг — тогда помру спокойно!