Шопинг в воздушном замке
Шрифт:
– Отвратительно, – заявила мама, и меня отправили в музыкальную школу.
Став взрослой, я много раз жалела, что в школьные годы не научилась кулачному бою и не умею делать бросок через бедро. Иногда очень хочется в качестве решающего аргумента долбануть собеседника по носу. Но, к сожалению, физической силой я не обладаю, поэтому приходится сдерживаться. Хотя сейчас желание сунуть Майю головой в то самое ведро с водой, в котором она собирается утопить несчастную Плюшку, всецело завладело мною. Кстати, брошенная собака обладает ярко выраженными экстрасенсорными способностями – едва Майя показалась во дворе, Плюшка словно растворилась в воздухе. Подавив гнев, я велела пьянице:
– Покажите мне летний домик.
– Деньги! – потребовала алкоголичка.
Получив тысячу рублей, хозяйка отвела меня к сарайчику, который внутри оказался вполне пригодным для обитания. На небольшой застекленной веранде стояли стол, накрытый потертой клеенкой, софа, двухконфорочная плита и длинная скамейка с тремя ведрами. Далее шла примерно десятиметровая комната, узкая, как пенал. В ней имелись кровать, тумбочка, стол с телевизором и кресло.
– А где вещи Пелагеи? – спросила я у Майи.
– Не знаю, – ответила та. – Вон календарь висит.
Я посмотрела на стену. Там, на гвоздике, болталось яркое издание, некоторые цифры были обведены кружками, рядом чернели какие-то надписи. Пелагея Андреевна, похоже, очень любила собак, она купила календарь, украшенный фотографиями щенков. Старушка не отрывала листы, она их просто переворачивала.
– Возьму численник, – сурово сказала я.
– Он денег стоит, – не упустила шанса заработать Майя.
– Верно, но не вы его покупали.
– Вернется бабка, потребует свое имущество, что ей скажу?
Пришлось достать еще одну купюру. Я помахала перед носом Майи казначейским билетом и сказала:
– Отведите меня к Марии Ивановне, тогда получите гонорар.
– Ее избу отсюда видно, – Майя ткнула пальцем в окно, – далеко ходить не надо!
Я сняла со стены календарь, свернула его трубочкой и двинулась через заросший лопухами и крапивой огород в соседний дом.
Мария Ивановна откровенно испугалась, увидев гостью. Она проводила меня в парадную комнату, нервно пригладила волосы и забубнила:
– Ничего плохого мы не сделали... бабушка не наша, не родная...
Я положила руки на стол, застеленный накрахмаленной до хруста скатертью, и завела проникновенную речь:
– Уважаемая Мария Ивановна, как я уже говорила, я являюсь представителем клиники Сейфуллина. У Суворовой инсульт, она не способна к общению, нам необходимо найти ее родственников.
– Не наша бабушка, не родная... – повторяла хозяйка с испугом, – мы никакого отношения к ней не имеем...
– Но вы ее у себя поселили?
– За деньги. У нас все дачи сдают, лето год кормит. Пенсии маленькие, у детей свои заботы, им не до стариков, – начала давить на жалость хозяйка, – вот и берем постояльцев.
– Пелагея Андреевна сама пришла? – улыбнулась я. – Из Москвы приехала, постучалась в дверь и попросила сдать ей каморку на три месяца? А потом вы ее к Майе переселили. И «Скорую» себе старуха сама вызвала? Никого не побеспокоила, тихо в клинику отправилась?
Мария Ивановна затеребила бахрому скатерти.
– Нет, – в конце концов призналась она, – не так дело было.
– А как? – тут же спросила я.
Хозяйка вновь пригладила ладонями волосы.
– Ну... ну...
– Говорите!
– Утром рано, около пяти, – зачастила Мария Ивановна, – я как раз проснулась, в коровник собиралась на первую дойку, а она в окно мое поцарапалась.
Я внимательно слушала бабу...
Несмотря на разбушевавшийся в России капитализм, Мария Ивановна живет по старинке. Дверь в избу не запирает, грабителей не боится, поэтому сразу распахнула окно и увидела до синевы бледную Пелагею Андреевну.
– Плохо мне, – прошептала старуха, – еле-еле дошла. Майя пьяная. Я не к ней направилась, а сразу сюда. Отвезите меня в Москву.
– И как я это сделаю? – стала отбиваться от бабки Мария. – Костик в рейсе, он на машине укатил. А если б и оставил колеса, от них мало толку, никто из нас рулить не умеет. Автобус в девять пойдет, могу тебя на остановку проводить.
– Вижу плохо, – еле слышно говорила Пелагея Андреевна, – рука немеет, нога подволакивается, знобит. Заболела я!
– У меня внук, – испугалась Мария Ивановна, – зачем заразная в избу пришла? Еще подцепит малыш инфекцию!
– Позовите врача.
– Дома телефона нет, надо на почту бежать.
– Пожалуйста, сходите.
– Ленка отделение только в девять откроет.
– Я умру, – прошептала Суворова. – Плюша... моя Плюша...
Мария Ивановна осуждающе дернула плечом. Совсем бабка дура, в такой момент думает о собаке!
– Мне нужен врач, я больна... Это не инфекция, а гипертония, – пояснила Пелагея, – наверное, криз случился. С ночи голова гудит, таблетки приняла – не помогают. Сделайте что-нибудь, Христа ради!
Мария Ивановна налила кружку воды и подала пенсионерке.
– Недалеко от Москвы живем, – со вздохом сказала она, – всего-то пятнадцать минут на электричке со всеми остановками, а получается, в медвежьем углу кукуем. «Скорая» сюда не торопится. В понедельник утром вызовем – к вечеру среды прибудет.
И тут Пелагея Андреевна удивила Марию Ивановну.
– Видно, конец мой пришел, – прошептала москвичка, – совсем к пропасти придвинулась.
С этим словами старуха вынула из сумочки сотовый, потыкала в кнопки и замерла с трубкой у уха.