Шопинг в воздушном замке
Шрифт:
Кто остается? Исидор? Дед категорически не похож на убийцу. Как, впрочем, и его закадычный друг Матвей. Оба старичка не покидали гостиную, они поели и сели сражаться в шахматы, не обращая никакого внимания на окружающих. Думаю, их тоже можно сбросить со счетов. Основные подозреваемые — Светлана, Константин, Лена и Никита. Дочку Светы и Кости не стоит принимать в расчет: если наши с Ниной размышления верны и предыдущие жены бизнесмена погибли от руки одного и того же убийцы, то прежние преступления совершены, когда Василиса была совсем маленькой.
Ноги снова стали коченеть, я поежилась. Самый
Внезапно мне стало жарко. «Лампа, ты редкостная идиотка!» — обругала я себя. Черная лестница! Загадочная мадам воспользовалась запасным выходом и сейчас уже далеко от квартиры Брыкина. Госпожа Евлампия Романова может хоть до утра стоять босиком в луже кошачьей мочи, никто в прихожей не появится. В дом можно незаметно войти, и его нетрудно тайком покинуть. В кабинете мог быть кто угодно, совсем необязательно, что таинственная дама — гостья…
Проклиная себя за тупость, я вышла из укрытия и отправилась в ванную. Но больше всего мне хотелось войти в спальню к Павлу и напрямик спросить: «С кем вы только что беседовали? Кому платите деньги? За что? Если у вас есть предположение относительно личности убийцы, то почему не поделитесь им с милицией?»
Только ответит ли Брыкин честно? Ох, боюсь, он просто выставит нахалку Лику вон. Нет, мне следует и дальше изображать домработницу, тогда я узнаю много интересного…
Уже выйдя из душа и вытираясь тем же вконец мокрым вафельным полотенцем, я вдруг сообразила, каким образом можно найти таинственную незнакомку. Мысль была настолько гениальной, что я запрыгала от радости на выщербленной желтой плитке, чуть ли не ровеснице большевистского переворота тысяча девятьсот семнадцатого года. Больница доктора Сейфуллина! Туда поместили пожилую женщину по имени Пелагея Андреевна, осталось лишь уточнить фамилию той, что оплатила лечение, и никаких проблем! Восхищенная собственным умом, я вернулась в свою спальню, залезла на высокую кровать, завернулась в тонкое одеяло, подтянула колени к носу и в одночасье заснула.
Утро началось с громкого вопля.
— Липа! Ты где, Липа? Или нет… Лика, Лика!
Я вскочила, быстро натянула джинсы и футболку и побежала на крик.
— Ну наконец-то, — недовольно сказал Исидор. — Тебя не дозовешься! Где пропадала?
— Простите, очень крепко заснула, — принялась я оправдываться. — Вам подать завтрак?
— Уже поел, — отмахнулся Сидя.
— А чем полакомились? — спросила я.
— Не помню, — ответил дед. — Неважно! Погладь костюм, парадный. У меня заседание в Академии, в десять надо выехать.
— За вами придет машина? — уточнила я.
— Какая еще машина? — удивился Сидя.
— Ваша.
— У меня нет автомобиля!
— А как вы отправитесь в Академию?
— На метро, — пожал плечами Исидор.
— Так лучше я вас отвезу!
— На чем? — вовсе не обрадовался Исидор.
— На своей «букашке», — улыбнулась я. — Надеюсь, вы не побоитесь сесть в малолитражку?
— Ну-ну… — проскрипел он. — А Мотя туда влезет?
— Постараемся и его разместить, — пообещала я.
— Костюм в шкафу, — сказал Исидор, — и рубашка там же. Гардероб в моей спальне, третья дверь справа. Утюг на кухне, вон он, на подоконнике.
Я сбегала в его комнату и нашла в шкафу одну пиджачную пару доисторического периода. Там же висела и белая рубашка с пуговицами из настоящего перламутра. Я замерла, увидев ее. Такая же была у моего отца, он очень любил эту вещь.
— Ну? Долго еще ждать? — поторопил меня академик, входя в комнату. — На сорочку любуешься? Да, умели раньше вещи шить! В тысяча девятьсот… не помню каком году нам эти рубашки на конференции выдали.
— Мой папа носил похожую, — некстати вырвалось у меня.
— Он работал на оборону? — оживился Исидор.
Я замялась. Стоит ли сообщать ему, что у «домработницы» был отец-профессор, генерал, занимавшийся ракетами? Дед начнет интересоваться, задавать вопросы…
— Нет, — покачала я головой, — отец служил… э… шофером у высокопоставленного лица.
— А как его звали? — задал ожидаемый вопрос математик.
Я, успев забыть, какое отчество указано в чужом паспорте, постаралась перевести беседу на другую тему:
— Простите, а где утюг?
— Я ведь говорил: в кухне на подоконнике, — отрапортовал Сидя, — экая ты беспамятная!
Мы вернулась в кухню, я ахнула.
— Но это же не электрический утюг, а чугунный!
— И что? — вздернул брови Исидор.
— Не умею таким пользоваться!
— Нашла проблему… Разожгла горелку, накалила подошву, и вперед!
— Боюсь, прожгу вещи, они уже не новые.
— Костюму всего третий десяток, — заявил Сидя, — мне его перед вручением какой-то премии принесли. Уже не помню, то ли я в Англию тогда ездил, то ли в Германию. Ах да, в Гейдельбергский университет пригласили, мне там звание почетного профессора дали. Научные звания — полнейшая глупость, ума они не добавляют.
— И вы больше не покупали обновок? — спросила я, с опаской разглядывая чугунного монстра.
— Зачем?
— Ну так… — растерялась я. — Нельзя же с одним костюмом жить.
— Почему?
Вопрос поставил меня в тупик. Ответа на него не нашлось.
— Почему? — повторил Исидор Ринг. — У меня от новых штанов ума прибавится? Я лучше с задачами справлюсь? Кстати, брюки есть, целых две пары, и три свитера. Костюм мне только в Академии, на сборища потребен. И что? Погладишь?
— Боюсь, — честно призналась я.
Сидя пожевал нижнюю губу.
— Ну и ладно. Он давно висит, нормально смотрится. Зачем еще утюгом махать, все равно в дороге помнется. Мотя тоже в неглаженом поедет, он утюг разбил.
— Чугунный? — оторопела я. — Как Матвей ухитрился это проделать?
Исидор засмеялся.
— У него кошек семь штук, он их завел, когда его дочь Галя в Америку на ПМЖ уехала. Вот одна животина утюг с подставки и скинула. Так мы едем или нет? Я пойду позову Мотю.
Увидав мою малолитражку, Матвей испуганно воскликнул: