Шотландцы не забывают
Шрифт:
Теперь в ней не было ни Торквила Мак-Нэирна, ни другой фигуры, которую она едва различила, войдя сюда в первый раз.
Тогда она была столь возбуждена и расстроена, что поняла лишь: эта фигура — женщина, но в каком она родстве с двумя мужчинами, Пепита не представляла.
Теперь, присев в реверансе перед герцогом, она могла думать лишь о нем, и хотя он не хмурился на нее с такой яростью, как раньше, в глазах его угадывалась враждебность, а губы были сжаты в твердую линию.
— Я надеюсь, мисс Линфорд, —
Она уловила саркастическую нотку в его голосе, но спокойно ответила:
— Все были очень добры к нам, ваша светлость. Как вы, должно быть, поняли, дети страшно устали. Они слишком малы для столь длительного путешествия.
— Путешествия, которое было совершенно излишним! — высокомерно заявил герцог.
— Напротив, ваша светлость, ему не было альтернативы!
— Почему не было?
Вопрос прозвучал резко.
— Потому что я больше не могла платить ренту за дом, в котором они жили, а мебель, лошадей и все, что принадлежало моему зятю, пришлось продать, чтобы оплатить его долги.
Она решила, что это удивит герцога, но он еще жестче сжал губы.
К тому же он бросил на нее пронизывающий взгляд, как будто подвергал сомнению правдивость ее слов.
Затем, движимый любопытством, он обронил:
— Алистер получил деньги его матери!
— Они были потрачены, ваша светлость, как и все, что имелось у моей сестры, и, по сути дела, все, чем владела я.
Ей показалось, будто герцог все еще не убежден.
— Мне трудно понять, как это случилось, молвил он, — если, конечно, не было каких-то экстравагантностей.
— Никаких экстравагантностей, — покачала головой Пепита. — Все стало дороже, чем раньше или чем в Шотландии. Уверяю вас, мой зять не позволял себе никаких излишеств, но нам необходимо было питаться!
Она говорила с некоторым надрывом, потому что чувствовала предвзятость герцога.
Да и как можно было без горечи думать о том, что при этой немыслимой роскоши в замке ее сестре приходилось жестоко экономить на всем, чтобы поддерживать относительный уют и благополучие в доме.
Алистер не мог позволить себе купить лошадей, о которых мечтал.
Словно прочитав ее мысли, герцог философски изрек:
— Как бы там ни было, мой сын сам избрал такую жизнь.
— Совершенно верно, ваша светлость, и он никогда не раскаивался в этом. Но я знаю, как тосковал он временами по Шотландии, и хотя он был очень счастлив с моей сестрой, он страдал без своего народа.
Теперь она говорила очень мягко и спокойно, понимая, что герцог вряд ли сможет ей возразить.
Прежде чем герцог ответил, в комнату вошел Торквил Мак-Нэирн и с ним — женщина, на которую Пепита по приезде не обратила внимания.
Оказалось, она довольно молода, не старше тридцати лет, и с первого взгляда было заметно, что она беременна.
— А, вот и ты, моя дорогая! — произнес герцог, когда она приблизилась к нему. — Я должен представить тебя нашей неожиданной гостье. Это, как ты знаешь, мисс Линфорд, невестка Алистера.
— Я догадалась, — последовал ответ, — и полагаю, она знает, что я — твоя жена!
Пепита была удивлена, так как не ожидала ничего подобного.
Она знала, что мать Алистера умерла молодой, но была уверена: он даже не предполагал, что отец может жениться второй раз.
Теперь девушка хорошо видела герцогиню.
У нее была довольно тусклая внешность, простоватое лицо.
Невзрачные рыжевато-песочные волосы и ресницы такого же цвета придавали ей некоторое сходство с хорьком.
Пепита присела в реверансе, но герцогиня не протянула ей руки, как положено, и Пепита уже знала, что если герцог неприязненно относится к ней, те же чувства испытывает к ней и его новая жена.
— Ужин подан, ваша светлость! — объявил дворецкий от двери.
Герцогиня, не сказав ничего Пепите, повернулась к герцогу и вложила свою руку в подставленный им локоть.
— Я надеялась, — сказала она неестественно громко, — что у нас будет спокойный семейный ужин, но у нас сегодня целое общество.
Она явно проявляла недовольство, и Пепита уже подумала, что было бы лучше съесть что-нибудь в своей спальне, но теперь предлагать это уже поздно.
Когда герцог и герцогиня направились к двери, она увидела Торквила, ждущего ее, чтобы сопровождать в столовую.
Он улыбнулся, и в его глазах появились веселые искорки.
Они последовали за хозяином и хозяйкой, и Торквил произнес почти шепотом лишь одно слово:
— Завидует!
Обед был великолепный.
Пепита, изрядно проголодавшись, наслаждалась каждым кусочком лосося, пойманного сегодня, и куропатки, подстреленной в лесах герцога.
Только после того, как волынщик обошел вокруг стола, сыграв мелодию и получив от герцога традиционный «глоток виски» из серебряного кубка, она осознала, что они с герцогиней покинут столовую вместе — согласно традиции — после мужчин.
Она очень мало говорила за ужином, в основном потому, что герцог говорил так, будто только он имел на это право и не хотел слушать никого другого.
Сидя напротив хозяйки, расположившейся слева от герцога, Пепита видела, как с каждым взглядом герцогини на нее враждебность в ее глазах все возрастает.
Торквил же, наоборот, был весел и остроумен, он заставил даже герцога рассмеяться несколько раз, хотя это явно стоило ему немалых усилий.
К концу трапезы Пепита не могла не задуматься о том, что она сама являлась причиной столь напряженной атмосферы и что самым верным и достойным шагом с ее стороны было бы покинуть замок как можно скорее.