Шоу для кандидата в императоры
Шрифт:
Автобусы, машины и большую толпу людей мы заметили издалека.
— Володя! Люди! — радостно крикнула Алина и, догнав меня, взяла под руку. А если точнее — повисла на моей руке.
— Вижу, — буркнул я.
Алина потерлась головой о мое плечо, прося таким странным способом прощения и предлагая мир. И хотя она еще несколько минут назад лишила меня возможности окунуться в полное счастье, я простил ее. Обернувшись, я погрозил лисе палкой и забросил ее далеко в лес.
Чем ближе подходили мы к людскому скоплению, тем больше я удивлялся. В жизни мне не доводилось
В толпе, к своей великой радости, я рассмотрел Шурика Нёстерчука и Толика Лазорева. Махнув им весело рукой, я зашагал быстрее.
Но то, что произошло дальше, не укладывалось в рамки здравого смысла.
Люди с ужасом на лицах вдруг шарахнулись от нас с Алиной, когда до них оставалось от силы пять метров. Мужчины, женщины, дети бежали спотыкаясь, сбивая друг друга с ног. Одни скрывались в лесу, другие заскакивали в машины и на мотоциклы, разворачивались и на полном газу исчезали за поворотом, третьи, сломя голову, улепетывали по автостраде, забыв о своих мотоциклах, автомашинах и автобусах. Я изумился, заметив в числе убегающих и спины своих друзей. Бегство происходило в полнейшей тишине, будто в немом фильме.
— Что это с ними? — прошептала Алина и прижалась ко мне.
Я пожал плечами. Даже мое второе «я» выползло из подсознания и, разинув рот, ошарашено взирало На происходящее. Оно тоже ни черта не понимало.
5
Лежать на сосновых шишках и сухих иголках было очень неудобно. Руки тряслись, ноги дрожали, сердце рвалось вон из груди. Шурик с трудом перевел дыхание. Да, давненько не доводилось бегать с такой прытью! Жаль, никто не фиксировал время бега, наверняка только что было побито несколько мировых рекордов.
В голове мелькнула совсем уж неуместная и дурацкая «А что, если оно слопает продукты, брошенные в машине?!» Шурику стало стыдно за свою мыслишку. Пожалел продукты, когда оно наверняка уже доедает его друга! Шурик робко выглянул из-под разлапистого корня, под который он всего несколько минут назад спрятался, устав бежать. Шурик огляделся.
Людеи вокруг не было. Мирно стояли огромные сосны. Ярко сияли в полумраке леса молоденькие березки, попавшие в упругие потоки солнечного света, чудом прорвавшиеся через плотную крону деревьев. Где-то вдали стучал дятел, на разные голоса пищала пернатая мелочь. Идиллия! Шурик вылез из-под корня и помотал головой, пытаясь привести мысли хоть в какое-то подобие системы. «Что за ерунда? — соображал он. — Неужели пригрезилось?».
Он встал и стряхнул сухие сосновые иголки, прилипшие к брюкам и рубашке.
Невдалеке, в кустах, раздался треск сучьев, какие-то сдавленные крики. Шурик быстро присел на четвереньки и приготовился снова нырнуть под здоровенный корень упавшей некогда древней сосны. Крики и возня в кустах то затихали, то вырастали. Шурик прислушался. Ему показалось, что один из голосов, доносившихся из кустов, принадлежал Анатолию. Лазореву.
Шурик нерешительно постоял с минуту, потом несмело пошел на шум, то и дело останавливаясь и пригибаясь.
В кустах Александру Нестерчуку предстала, странная картина. Толик Лазорев сидел верхом на лысом русобородом мужичишке, лежавшем ничком в прошлогодней листве, и заламывал ему руки за спину.
— Нет, ты пойдешь, — рычал Толик, отплевываясь от попавшего во время борьбы в рот сора. — Ты у меня как миленький пойдешь!
— Не-е-ет! — хрипел мужичишка, пытаясь вырваться.
— Что ты делаешь? — изумился Шурик.
— Помогите! Убивают! — простонал лысый с бородой, завидев Шурика.
— Не слушай его, — бросил Толик. — Это главный из бородатиков. Гравиполе — явно дело их рук!
— Ну и что? — прохрипел лысый. — Что из того, что поле — наших рук дело? Я директор НИИ прикладной гравитации. Мы уже третий год гравиполями занимаемся.
— Ага! — ликуя, вскричал Толик. — Сознался, гад!
— Я и не скрывая.
— А раз ноле ваше, то ты пойдешь и выключишь его.
— Да не могу я! — истошно проорал мужичишка. — Можете вы понять: не могу?!
— Почему?
— Непроницаемо поле. Не-про-ни-ца-е-мо! Его и термоядерной бомбой не взять.
— Но кто-то ж его создал!
— Наверное, Щегол включил установку по ошибке.
— Прикажи ему выключить.
— О, боже! Но как?!
— Как хочешь.
— Щегол, пардон, Щеглов — в институте. Институт — в десяти километрах отсюда. Ни с какой стороны к нему не подобраться. Щегол, возможно, даже и не подозревает, что поле включено.
— Ну хорошо, а чудище ты можешь прогнать?
— Нет!
— Если с головы Вовчика Перепелкина упадет хоть один волосок — пришибу, — пообещал Толик. — Иди и прогоняй как хочешь.
— Да не наше оно! Не было у нас никаких чудищ!
— А мне начихать! Ваша Зона — вот и разбирайся. — Толик крепче заломил руки директору НИИ.
— Фашист! — простонал тот. — Садист!
— Так ты идешь?
— Даже если бы я захотел, я не смог бы прогнать его. Поле-то — непроницаемо, а оно — в Зоне!
— А изнутри поле проницаемо? — спросил молчавший до этого Шурик.
— Тоже нет.
— Значит, чудовище выбраться из Зоны не может?
— Нет, конечно, пока генератор работает.
— А какого ж шута ты убегал, если знал, что чудище — под колпаком? — грубо спросил Толик лысого.
— Все бежали, и я побежал…
— Тьфу ты! — сплюнул Толик и слез с лысого, не отпуская однако ворот его рубашки. — Вставай, пошли туда.
Директор НИИ встал, разогнулся кряхтя, пошевелил и руками, стряхнул листья и сырую землю с одежды. Он впереди, бурча что-то о том, что за такой метод брать интервью, пора кое-кого изолировать от общества. За шел Толик, крепко держа его за шиворот. Замыкал угрюмый Шурик. Воображение Шурика рисовало одну картину ужаснее другой. Он видел растерзанного Вовчика, слышал хруст его костей в пастях чудовища и готов был выть от горя.