Шоумен. Король и Злой Горбун
Шрифт:
– Введите! – провозгласил следователь.
Вошла женщина среднего возраста. Скользнула взглядом по присутствующим, но следователь уже взял инициативу на себя.
– Перед вами подозреваемые, – сказал он. – Среди них есть грабитель. Вы наверняка его узнаете.
Женщина с готовностью кивнула.
– Посмотрите внимательно, – попросил следователь. – Вот они, перед вами.
И повёл рукой вдоль шестёрки «рецидивистов».
Федько даже дыхание затаил. У него было такое лицо, словно лично для него всё решалось в эту самую минуту. Если женщина не признает бандита – как тогда верить в справедливость?
Женщина прошла вдоль ряда. Федько замер и забыл, как дышать.
– Что-то нет тут таких, – с сомнением сказала главная свидетельница.
Одна из наших камер сейчас снимала лицо Михаила Михайловича. Бездна чувств! Море переживаний! Жизнь или смерть!
– Посмотрите ещё, – попросил следователь.
Он по должности не мог смириться с поражением. Уж из шестерых-то подозреваемых можно выбрать одного виноватого! Это же так просто!
– Нет! – покачала головой женщина. – Не вижу я его тут.
И даже виновато вздохнула.
– А этот? – подсказал ей Федько.
Не выдержал всё-таки!
Женщина взглянула на него, потом на указанного им парня.
– Нет, – сказала и опять вздохнула.
И снова повернулась к Федько. И все вдруг увидели, как она начинает стремительно меняться в лице. Менялась в лице и пятилась.
– Что такое? – обеспокоился Михаил Михайлович.
– Он! – потрясённо выдохнула женщина.
Судорожно вздохнула и взвизгнула:
– Он! Ой, мамочки! Он! Он грабил!
– Что такое? – повторил Федько, багровея лицом.
– Он! – визжала женщина. – Ой, спасите меня! Вот он – бандит!
Она ломилась в дверь, но никак не могла выйти, потому что надо было повернуть ручку, а женщина пребывала в такой истерике, что ничего не понимала.
– Вы о чём? – изобразил непонимание следователь.
– Вот он стену ломал!
– Михал Михалыч? – изумился следователь.
– Не знаю, как его зовут! – рыдала женщина. – Но рожу эту бандитскую я запомнила на всю жизнь!
– Вы полегче! – оскорбился Федько.
– Он! Он! – упорствовала женщина.
– Вы уверены? – заинтересовался следователь.
– Ну конечно! Только сейчас он в рубашке, а тогда в куртке был!
– В какой куртке? – быстро спросил следователь, и его взгляд стал холодным и цепким.
– В синей. А вот здесь у него карманы.
– Какие?
– Чёрные такие.
Михаил Михайлович потерял дар речи. Хотел что-то сказать – и не мог. Его куртка – синяя, с чёрными накладными карманами – висела сейчас в кабинете следователя. И следователь, похоже, тоже об этом вспомнил. Ушёл и через минуту вернулся с курткой.
– Эта?
– Она самая, – плача, подтвердила женщина.
– Врёт! – взъярился Федько.
Он был возбуждён и готовился защищать собственную честь до последнего. Но следователь, кажется, уже выстраивал собственную схему.
– Вы уверены? – уточнил он.
– Я же его видела, вот как сейчас.
– Как всё было?
– Я вам уже рассказывала. Слышу – грохот. Зашла за угол, а этот вот …
– Врёшь! – вскинулся Федько.
– Молчать! – осадил его следователь.
И уже спокойнее – женщине:
– Продолжайте, пожалуйста.
– Он, значит, стену крушит …
– Да я не мог!
– А чем крушит? – уточнил у женщины следователь, будто вовсе не замечая возмущения Михаила Михайловича.
– Кувалдой.
– Да не мог я! – почти простонал Федько. – Я же кувалду не подниму! Здоровье не то!
Всё происходящее ещё не казалось ему ужасным и непоправимым. Просто какое-то идиотское недоразумение. Фарс, бред, морок.
– А и правда! – вспомнилось женщине. – Для него кувалда, видать, тяжеловата оказалась. Он её выронил, да прямо себе на ногу.
– Ну врёт же!
– А на какую ногу? – с быстротой охотничьего пса среагировал следователь.
– Сейчас.
Женщина покрутилась на месте, примеряя, как оно там было, возле магазина-то.
– На правую, мне помнится.
– Разувайтесь! – быстро сказал следователь.
– Да вы что! – попытался было протестовать Михаил Михайлович, но следователь на него так глянул, что бедняга тотчас же сбросил с ноги ботинок, стянул носок, и всем присутствующим открылась повреждённая федьковская нога: часть большого пальца отсутствовала, на остальных не было ногтей.
– Вот! – торжествующе выдохнула женщина.
– Ага! – так же торжествующе подтвердил следователь.
– Да это же ещё в шестьдесят третьем! – возопил раздавленный такой несправедливостью Михаил Михайлович. – На заводе! Балка! На ногу! Упала!
– Я и не такие истории слышал, – засмеялся следователь, и его глаза кровожадно сверкнули.
– Это не я! Не я!
– И ещё вот я вспомнила …
– Так, так! – подбодрил женщину следователь.
– Ещё у него одна примета есть.
– Так говорите же!
– Я ему крикнула: что, мол, делаете? А он так нехорошо зыркнул и вдруг – хрясь! – на груди как рванет рубаху …
– Ну врёт же она…
– Молчать! А вы продолжайте.
– Рванул, значится, рубаху и как завопит: «Я тюрьму видал, щас всех поубиваю …»
– Врёт!
– А на груди у него …
Я видел, как захлебнулся воздухом Федько.
– … такой, знаете, рисунок …
– Татуировка? – уточнил следователь.
– Вот-вот, татуировка, значится. Нарисован товарищ Ленин, а под ним написано: «Наш учитель и вождь».