Шоумен. Король и Злой Горбун
Шрифт:
Сказав это, женщина замолчала, и в кабинете установилась абсолютная тишина. Все смотрели на несчастного Федько. А он уже был совсем никакой.
– Ну! – сказал следователь. – Рубашечку-то расстегни!
Федько хотел что-то сказать и не мог. Тогда следователь подошёл к нему и собственноручно расстегнул пуговицы. А под рубашкой действительно обнаружился товарищ Ленин и надпись – та самая, о которой и говорила женщина.
Вообще-то про татуировку и про пораненную правую ступню своего соседа нам рассказал Дёмин – и поэтому улики сейчас ложились ровнёхонько одна к одной.
– Это не я, – побелевшими губами прошептал-просипел Федько.
А следователь уже кликнул конвой и требовал принести ему бланк протокола допроса. Всё изменилось в одночасье для Михаила Михайловича. Только что он был всего лишь свидетелем и горел желанием помочь в благородной борьбе с обнаглевшими бандитами, и вот уже он не свидетель, а подозреваемый, да что там подозреваемый – он уже обречён заранее, это же видно, достаточно только взглянуть на этого бессердечного следователя. От сумы да от тюрьмы, как говорится …
– Хватит! – сказал я. – Отснято!
Мне было очень плохо сейчас. Как всегда, когда приходилось сталкиваться с непарадной стороной жизни. И презирал я Федько. И жалко его было. А оператор будто прочитал мои мысли.
– Так ему и надо, – пробормотал.
Сделал паузу, будто размышляя, а потом остервенело сплюнул.
13
Издали завидев меня в коридоре телецентра, Гена Огольцов припал на колено – на глазах у изумлённых людей, случайно оказавшихся поблизости в эту минуту – и провозгласил:
– О солнце глаз моих! О гений наш!
Поскольку в этот момент его руки были простёрты в мою сторону, не могло быть никаких сомнений – это при виде меня Гена испытал столь бурный восторг. Шедший вместе со мной по коридору Гончаров был не в счёт – его Огольцов не знал, да и вообще, наверное, видел впервые.
– Господа! – Гена повёл рукой вокруг, приглашая присутствующих разделить его чувства. – Вы видите перед собой человека, чья программа вошла в семь номинаций «Телетриумфа»!
Он зааплодировал, и вместе с ним зааплодировали другие. Я, к счастью, уже дошёл до Гены и поднял его с колен. Он дурачился, по обыкновению, а к этой его особенности я успел давно привыкнуть.
– Не надо громких слов, – попросил я. – Истинный гений всегда скромен.
– Как хорошо сказано! – восхитился Гена.
– Уж мне-то, как гению, это хорошо известно, – добавил я.
– Да, да! Ты прав, как всегда!
Не знавший ни Гену, ни его весёлого нрава Гончаров молчал и, как мне казалось, недружелюбно таращился на Огольцова. Я подмигнул Гончарову – всё в порядке, мол, вы ещё привыкнете.
– Ты к себе? – спросил Огольцов.
– Да.
– Провожу.
У него всегда были резкие переходы от шутовства к деловитости.
– Что с твоими новыми проектами?
– Пока по-прежнему.
– Женя, ты не попадёшь в эфирную сетку!
Прозвучало не как угроза. Предупреждение, вполне дружеское. Мне нечего было на это ответить, и я промолчал.
– Ты пытался кого-нибудь привлечь к своему проекту?
– М-да, – протянул я.
– И как?
– Никак.
– Упрямый осёл! – посетовал Гена.
Гончаров, не ожидавший столь быстрого перехода от признания моей гениальности к прямо противоположной оценке моих умственных способностей, с негодованием посмотрел сначала на Огольцова, потом на меня. У него даже лицо вытянулось.
– Ну, за осла ты ответишь, – вяло попытался я защитить свою честь.
– Осёл! – убеждённо повторил Огольцов. – С твоим упрямством не на телевидении надо работать, а знаешь где?
– Где?
Огольцов шумно вздохнул и промолчал. Наверное, такой работы ещё не придумали, где моё упрямство могло бы пригодиться.
– Ты бы не упирался, – просительно произнёс Гена. – Пошёл бы к Боголюбову, поговорил. Ну плюнь ты на свои антипатии!
– Да я уже плюнул было, – признался я.
– Ну!
– Всё равно ничего не получилось.
– Не может быть! – изумился Гена и даже руками всплеснул. – Да Боголюбов спит и видит тебя с твоей программой в собственной телекомпании! Он в «Стар ТВ» собрал целое созвездие, а самой большой звезды там пока нет. И чтобы он отказался?
Гена недоверчиво покачал головой. Мы тем временем дошли до офиса. Там не было никого, все в разъездах.
– Кофе будешь? – спросил я у Гены.
– Нет.
– А что будешь?
– Слушай, давай о деле, а?
Он, наверное, думал, что я пытаюсь увильнуть от неприятного разговора. Я сел за стол и сердито сдвинул оставшиеся со вчерашнего дня бумаги.
– Знаешь, почему мы с Боголюбовым не сошлись? Он хочет наложить лапу на нашу программу.
– Насчёт лапы я не очень понял.
– Он требует пакет акций нашей компании.
– И что? – осведомился Огольцов.
Он или ничего не понял, или для него в этом не было никакой проблемы.
– Есть наша компания, – терпеливо пояснил я. – И очень успешный проект – программа «Вот так история!». Посторонний дядя, фамилия которого Боголюбов, хочет просто прийти и стать хозяином всему – и нашей компании, и нашей программе.
– Он что – требует сто процентов акций?
– Не сто.
– А сколько?
– Я даже не стал обсуждать с ним этот вопрос.
Гена закатил глаза и с чувством произнёс:
– Ну почему ты всегда и во всем ищешь какой-то подвох? Да, Боголюбов – не ангел. Но и чего-то сверхъестественного он от тебя не требует. Он вкладывает в твою компанию деньги и за это хочет что-то получить. Что в этом криминального?
– Ничего. Но я не хочу в конце концов остаться ни с чем. Ты ведь прекрасно знаешь, чем закончилось для некоторых телепроизводителей их вхождение в боголюбовскую «Стар ТВ».