Шоумен. Король и Злой Горбун
Шрифт:
– Так деньги будут мои.
– Ваши? – опешил я.
– Ну конечно. Столько у меня, разумеется, нет, но я ещё займу.
– И что же? – заинтересовался я.
– Отдаю я их Оле и говорю: я, мол, занят, ты уж извини, так что компанию тебе я составить никак не могу, а ты уж съезди куда-нибудь, развлекись. Рекомендую, скажу я ей, Париж. Красивый город, очень романтичный.
Я смотрел на него, не мигая. Вот теперь Гончаров раскрылся весь, до самого донышка. Подарить своей первой любви, которую не видел двадцать или больше лет, романтическое путешествие в Париж, не пытаясь навязать ей свое общество – это поступок. Если по всей России
– И что же дальше? – осторожно осведомился я.
– Дальше? – задумался Гончаров. – Об этом я, честно говоря, ещё не думал.
Значит, смысл был в самом подарке, в жесте, в душевном порыве. Всё остальное не имело значения. И если снять умно, с тактом – это будет чертовски трогательный сюжет. Очень добрый сюжет. Сюжет, каких у нас ещё не было.
– Надо подумать, – сказал я.
Ещё две минуты назад я был настроен скептически. Теперь же эта идея показалась мне привлекательной.
– Мы поговорим об этом позже, – предложил я. – После «Телетриумфа».
Всё равно первым сюжетом с участием Гончарова будет тот, в котором он встретится со Степаном, другом из своего босоногого детства. Работа уже ведётся. И не останавливаться же на середине пути!
15
Церемония оглашения имён победителей «Телетриумфа» – это гораздо больше, чем просто вручение премий. Телевидение – клубок страстей и интриг, череда чьих-то побед и провалов. Здесь роятся слухи и рождаются сногсшибательные идеи. Здесь почти никто не дружит, зато все очень хорошо знают, что такое конкуренция, конкуренция без скидок и жалости к проигравшему. Целый год каждый сам за себя, за успехами и провалами коллег наблюдают издали, и только на «Телетриумфе» все собираются вместе, занимая места в зале, и эта тысяча приглашенных – настоящее переплетение амбиций, затаённого ожидания и безудержного желания успеха если не для себя лично, то для кого-то, кого ты поддерживаешь, и уж ни в коем случае – не для твоих врагов.
Здание, в котором пройдёт действо, оцеплено милицией с самого полудня. Кордонов целых три, не считая тех, что выставлены на входе в здание, потом ещё и на входе в зал. Итого получается пять. Меры нелишние. В кино давно никто не ходит и книг почти не читают, но телевизор смотрят все – дьявол нашего века овладел душами миллионов, и его могущество распространяется на всех без исключения представителей человеческого рода. Едва человек хоть немного подрастёт и что-то начнёт понимать – и у телевидения появляется ещё один раб. Эти рабы на удивление верны своему господину и, главное, удивительно послушны. Можно бросить курить, но нельзя отказаться от соблазна хотя бы ещё разок взглянуть на телеэкран. Экран, на котором сменяют друг друга телекумиры. Желание видеть их снова и снова можно было бы назвать болезнью, но диагноз некому поставить, потому что на земле уже не осталось здоровых людей. Вечер, когда разворачивалось главное действо «Телетриумфа», стал вечером исполнения желаний – и для телевизионщиков, и для зрителей.
Приглашённых автомобили подвозили прямо ко входу. Здесь оцепление было особенно плотным. Очередной гость «Телетриумфа» выходил из машины, вокруг него тотчас вскипал гам и свист беснующихся фанатов, и счастливый человек, с улыбкой помахав своим поклонникам рукой, скрывался в дверях.
Мы вчетвером приехали к чёрному ходу. Я по опыту прошлого года знал, что это наиболее безопасный способ проникновения в зал торжеств, и не ошибся. Здесь тоже было оцепление, но зато зевак – раз, два и обчёлся, и мы практически без препятствий прошли ко входной двери.
Многие из кумиров смотрели на кипящие в толпе фанатов страсти не без страха и спешили поскорее укрыться в спасительных стенах здания. Одна девушка, правда, прорвалась, но она была не из «диких», что способны оставить своего кумира без одежд, и когда она подскочила ко мне, я даже не сразу среагировал.
– Здравствуйте! – выпалила она. – Помогите мне, пожалуйста! Только вы можете помочь!
Прошляпивший её милиционер уже исправлял свою ошибку, но без грубости, просто оттеснял девушку от меня, ласково приговаривая:
– Позже, позже всё расскажете товарищу. Пройдёмте за ограждение.
А она упиралась и всё повторяла:
– Только вы можете помочь! Только вы можете помочь!
Я уже успел насмотреться на таких. Они или хотели сняться в нашей программе сами, или хлопотали за своих родственников, близких и дальних.
– Позвоните нам на программу, – сказал я ей. – Телефон – в конце каждого выпуска.
Мы вошли в здание, ослепительно торжественный холл был залит светом, но что-то мешало мне окунуться в атмосферу приближающегося праздника, и очень скоро я понял – что.
Глаза той девчонки.
– Я скоро, – пробормотал я и вышел на улицу.
Здесь, у чёрного хода, было всё так же много милиции и мало зевак. Я прошёлся вдоль ограждения, но той девушки так и не увидел. Ушла, исчезла, сгинула, унеся с собой этот странный взгляд, в котором что-то промелькнуло. Что?
Я вернулся к своим спутникам. Приглашённые галантно раскланивались, одаривая друг друга широкими, но неискренними улыбками. Подошёл Гена Огольцов, пожал мне руку. Рядом со мной стоял Гончаров, Гена пожал руку и ему, глядя при этом на Гончарова вопросительно-настороженным взглядом. Он, наверное, до сих пор не мог понять, кто перед ним, и это обстоятельство чрезмерно нервировало Гену, привыкшего к определённости всего и вся.
– Женя! – с чувством сказал мне Огольцов. – Я чертовски рад, дружище, что сегодня … Что вот сейчас … В общем, что это твой день!
– О чём ты? – отмахнулся я.
– Семь номинаций! – напомнил Огольцов. – Весь мир сегодня принадлежит тебе! Тебя любят и тебе поклоняются!
Он был несколько нетрезв и потому особенно красноречив.
– Не расточай комплименты так громко, – вполголоса попросил я. – Каждое твоё слово добавляет мне как минимум дюжину врагов.
Огольцов рассмеялся, дружески хлопнул меня по плечу и удалился, унося с собой запах дорогого коньяка.
– Он насквозь проспиртовался, – определил Дёмин. – Богема. У них так заведено.
Это было сказано без всякой неприязни, но я знал, что Дёмин недолюбливает Огольцова.
Зал был полон. Мы прошли на свои места, раскланиваясь направо и налево. Я заметил, что многие с интересом рассматривают незнакомого им Гончарова. Он и сам это, наверное, почувствовал, потому что обрёл чрезвычайно важный вид и даже, как мне показалось, для пущей значительности раздувал щеки. Приобрести для Гончарова пригласительный было архисложным делом, и мне даже пришлось соврать в дирекции «Телетриумфа», сказав, что билет мне нужен для нашего спонсора, и что если билета не будет – всё пропало, я разорён и о существовании нашей программы придётся забыть раз и навсегда.