Схождение в ад (сборник)
Шрифт:
Привет!»
На петербургский поезд он сел буквально за минуту до его отхода.
Утром, на границе с Финляндией, заспанный похмельный прапорщик, изъяв из его паспорта листок выездной визы, хмуро кивнул в сторону границы: мол, проходи, не задерживай…
Ему повезло. Нехватка средств и людей в пост–перестроечных российских спецслужбах, а, кроме того, всякого рода послабления, дали ему возможность маневра, практически не сопряженного ни с каким риском. Разве — с умозрительным… Капкан, который представляла страна Советов еще несколько лет назад, изрядно проржавел.
Вечером же следующего дня, вылетая из Хельсинки в Берлин, он
«Хотя, — подумал он с известной долей цинизма, — пусть это будет моей самой большой и последней потерей в жизни»…
ИЗ БЕСЕДЫ АДОЛЬФА ГИТЛЕРА С ОТТО ВАГЕНЕРОМ
В тот вечер мы читали газеты и пили чай, в который я добавил немного рома. От пива устаешь, а чай, тем более с ромом, наоборот придает силы.
— Опять Литвинов угодил в новости, — прервал молчание Гитлер. — Этот Филькельштейн. Кто–нибудь знает, как все эти евреи впервые попали в Россию?
— Могу рассказать вам, — ответил я. — В 16 или 17 столетии их изгнали из Рейнской долины. Тогда польский король, находившийся под влиянием еврейских банкиров, принял этих беженцев. Они поселились в юго–восточной Польше и в западной части Украины, являвшейся в то время частью Польши, и уже оттуда распространились по всей России. Вот поэтому–то русские евреи говорят по–немецки. В России их язык называют идиш. По сей день евреи сохранили знание немецкого.
— Откуда вы все это знаете? — спросил Гитлер. — Это совершенно ново для меня. Но, вероятно, так оно и есть. Может быть, поэтому–то все восточные евреи желают вернуться в Германию.
— Мне теперь трудно сказать, откуда я знаю это, ответил я. — Но на протяжении ряда лет я много читал и познакомился с самыми разными вещами и людьми. Может быть, я узнал обо всем этом от самих евреев. Но и исторические записи говорят об этом.
— Изгнание евреев всегда считалось универсальным средством, когда их становилось слишком много, — сказал Гитлер. — Но потом они всегда возвращались.
— Они возвращались через длительные периоды времени и, как правило, один за другим, — подчеркнул я. — В долине Рейна процент еврейского населения еще очень мал, в других местах значительно выше.
— В наши дни нельзя просто взять да выгнать евреев из большой страны, — заметил Гитлер. — Куда они денутся? Другие тоже не слишком стремятся раскрыть им свои объятья.
— Британская идея создания еврейского государства вероятно заслуживает внимания. Но является ли Палестина именно той страной, какая нужна, и может ли она абсорбировать 10–15 миллионов евреев?
— Ну, прежде всего, этих 10–15 миллионов не будет, ответил Гитлер. — Например, Соединенные Штаты следует исключить. Евреи уже захватили там все ключевые позиции. Обещание, данное им в Ветхом Завете, реализовалось в Соединенных Штатах: все народы подчинятся вам! Поэтому американские евреи не уедут из Америки. Да и трудно представить, что евреи всерьез говорят о еврейском государстве в том плане, в котором о нем пишут газеты. Видели ли вы когда–нибудь лес, состоящий исключительно из деревьев–паразитов? Такого в природе не встречается. Паразит всегда должен иметь жертву, которая бы обеспечивала ему существование. И паразиты могут существовать только в определенной пропорции к населению–жертвам.
Заметьте также, что паразиты, как правило, скопляются в больших городах. Так, население в Будапеште состоит из шестидесяти процентов евреев. Но в деревнях их процент минимален.
То же самое происходит в Северной Америке. В Нью–Йорке, например, проживает около трех миллионов евреев. Они устроились там, подобно глистам в огромном желудке.
— Но все это лишь доказывает, что Палестина — не подходящее место для еврейской колонии, — отметил я. — Что они будут пожирать там?
— Я полностью разделяю вашу точку зрения, Вагенер. Вот поэтому–то идея еврейского государства там, на мой взгляд, имеет совсем другой смысл. Евреи предпочитают оставаться незамеченными до тех пор, пока они не обладают властью. Они сбрасывают маски сразу же после того, как достигают ее или полагают, что достигли ее. После войны, кажется, пришло время для евреев изображать из себя хозяев. В Германии это неоспоримо.
Затем, когда они захватят власть над всеми белыми народами, им лишь останется создать штаб–квартиру для управления всем миром. В этом — смысл еврейского государства. До определенной поры такое государство лишено смысла. Более того, его создание было бы ошибкой.
… Лишь один принцип должен, безусловно, существовать для члена СС: честными, порядочными, верными мы должны быть по отношению к представителям нашей собственной расы и ни к кому другому.
Меня ни в малейшей степени не интересует судьба русского или чеха. Мы возьмем от других наций ту кровь нашего типа, которую они смогут нам дать. Если в этом явится необходимость, мы будем отбирать у них детей и воспитывать их в нашей среде. Живут ли другие народы в довольстве или они подыхают с голоду, интересует меня лишь постольку, поскольку они нужны нам как рабы для нашей культуры; в ином смысле это меня не интересует.
Если десять тысяч русских баб упадут от изнеможения во время рытья противотанковых рвов, то это будет интересовать меня лишь в той мере, в какой будет готов этот противотанковый ров для Германии. Ясно,что мы никогда не будем жестокими и бесчеловечными, поскольку в этом нет необходимости. Мы, немцы, являемся единственными на свете людьми, которые прилично относятся к животным, поэтому мы будем прилично относиться и к этим людям–животным, но мы совершим преступление против собственной расы, если будем о них заботиться и прививать им идеалы с тем, чтобы нашим сыновьям и внукам было еще труднее с ними справиться».
ИЗ РЕЧИ ГИММЛЕРА ПЕРЕД ГЕНЕРАЛИТЕТОМ СС
Документ ПС–1919/США–170
ЛЭНГЛИ. ЦРУ.
1992 год, декабрь.
В углу просторного кабинета, в глубоких кожаных креслах, сидели двое пожилых мужчин. На небольшом сервировочном столике перед ними стоял кувшин с апельсиновым флоридским соком и ваза с фисташками. Велась беседа — неторопливая и доброжелательная, — какой ей и полагалось быть между старыми, искренними друзьями.
Один из собеседников был хозяином кабинета, другой посетителем.
— Итак, Майкл, — сказал гость, — ты должен понять, что наше противостояние нацистам — категория до сих пор актуальная, и организация Краузе — не отряд бой–скаутов…
— Да, но в их действиях нет ни агрессии, ни какой–либо конкретной угрозы государственности…
— Правильно. Они умны. И никогда не станут проявлять себя сколь–нибудь вызывающе, не имея для этого оснований и почвы. Мы внедрили к ним своего информатора, что было весьма непросто, и последние полученные от него сведения меня настораживают… Я объясню, в чем дело, но прежде меня занимает один вопрос: что ты можешь сказать о некоем Ричарде Валленберге?