Шпага императора
Шрифт:
И, тем не менее, у нас имеется минимум четверть часа, чтобы спокойно и без суеты подготовиться к отходу - вряд ли французы посмеют послать вплавь через реку сразу эскадрон, дабы наказать дерзких. Не случайно ведь они через мост не пошли - приучили мы 'гостей, что хуже татарина' всюду ожидать сюрпризов.
Мои минёры и егеря пока ловили лошадей оставшихся без хозяев, а Гафар привёл ко мне вражеского офицера. Тот был слегка оглоушен как внезапным нападением, так и ударом о землю, но вроде оставался вменяем.
Молодой мужчина лет
– Проше бардзо, пан!
– поприветствовал я пленного.
Ответом был недоумённый взгляд и ответ по-французски.
За год я, конечно, этот язык как следует, не освоил, но то, что собеседник меня совершенно не понял, просёк. Странно: всегда считал, что в Наполеоновской армии все уланы были польскими.
На всякий случай поинтересовался на предмет 'Ду ю спик инглиш?', и, к моей радости, получил утвердительный ответ. В дальнейшем общались на языке Шекспира:
– Кто вы?
– Лейтенант второго легкоконного полка императорской гвардии Ван Давль.
– Вы француз?
– Голландец. Как и все те, кого вы сейчас убили. Убили недостойно. Из-за угла.
– Давайте не будем, лейтенант, - слегка начал злиться я, - это не я пришёл к вам в Голландию с оружием в руках, а вы пришли с войной в Россию. Зачем? Что вам тут нужно?
– Я солдат. И выполняю приказы своего начальства.
– Ну конечно. Очень достойный ответ для того, кто не хочет отвечать за свои поступки. У нас мало времени на подобные диспуты. Если не возражаете, побеседуем в пути. Лично для вас война закончилась. Я прошу дать слово офицера, что не попытаетесь сбежать по дороге.
– К сожалению, не могу удовлетворить вашу просьбу, - нахально усмехнулся голландец.
– Господин Ван Давль, - я был уже предельно спокоен, - мне просто не хочется связывать вам руки. И вводить в искушение. Вы в любом случае можете улрать только на тот свет. Видели, как стреляют мои люди? И вспомните, как попали в плен. Тот, кто ещё несколько минут назад выдернул вас из седла, без труда сделает это ещё раз.
Ещё раз повторяю вопрос: Предпочитаете ехать со связанными руками? Или может вообще бежать за нашими лошадьми на верёвке? Десять секунд на размышление... Ну?
– Даю слово, - мрачно выдавил из себя лейтенант.
– Вот и ладушки!
– это я уже по-русски.
– Гафар! Возьмёшь повод коня, на котором поедет господин офицер.
Башкир молча кивнул.
– Так что, - обратился ко мне лейтенант, когда мы, устроившись в сёдлах, тронулись по дороге, - продолжим наш спор?
– Несколько позже, - внутренне улыбнулся я наивности пленника, - в ближайшее время предстоит передвигаться со скоростью, не способствующей спокойной беседе - ваши соотечественники наверняка попытаются догнать отряд, так что пока придётся подготовиться к разговору в седле.
– Подчиняюсь...
– Пошли!
– махнул я рукой ребятам, и в ближайшие минут двадцать, до нужной лесной тропы, мы передвигались галопом.
Да уж: конные егеря, это ещё можно понять, к тому же скоро и в русской кавалерии появятся соответствующие полки, но минёры-кавалеристы... Сюр какой-то.
А что делать?
– Отряд должен быть мобильным: Пришёл - увидел - навредил. И отошёл с максимальной скоростью. Чтобы дальше 'строить козни'.
После где-то километра продвижения по хоть и лесной, но всё-таки 'человеческой' тропе, Спиридон свернул на звериную. Спешились и повели коней в поводу.
То ещё удовольствие: и паутина тебе регулярно на физиономию липнет, и мухота всякая старается за шиворот залезть со всевозможными вариантами пищания и жужжания. К тому же ветки так и норовят хлестнуть по тому месту, куда липнет паутина.
Но больше всего раздражают именно членистоногие. Как там было в анекдоте: 'Чрезвычайно богат животный мир Западной Сибири, здесь обитает более десяти тысяч видов животных. Одних только комаров девять тысяч видов'. В Сибири я не был, но впечатление такое, что в лесах под Смоленском, всевозможного гнуса не меньше. И весь он собрался именно в этом месте исключительно для знакомства со мной. Надо было в своё время на предмет репеллентов подсуетиться. Но поздно переживать на эту тему.
Клеща бы не зацепить. Хоть в это время энцефалитных особо много в Европе быть не должно, но всё равно - очень не хочется.
Наконец открылась подходящая полянка, на которой и стали устраиваться ночевать. Подумалось: не поставить ли на всякий случай растяжку на тропе - не стал - запросто какой-нибудь лось может вляпаться, а нам лишний шум ни к чему. Не посмеют французы лес прочёсывать - чревато. Да и следопытов у них нет, если, конечно, кто-нибудь из местных не скурвился. Но это вряд ли.
Палаток мы не имели, но вроде бы ночь обещала быть тёплой и ясной. Солдаты разошлись кто за дровами, кто повёл на водопой лошадей к ручью, протекавшему неподалёку, а у нас с лейтенантом появилась возможность продолжить дискуссию.
– Ну что же, господин Ван Давль, - я опустился на расстеленный плащ и пригласил лейтенанта пристроиться рядом, - какие претензии вы имеете к манере ведения военных действий нашими войсками?
– Я уже говорил по этому поводу: вы воюете как бандиты, из-за угла, не принимаете открытого сражения, - кажется, он всерьёз верил в то, что говорил. Ишь - ноздри растопырил и смотрит с вызовом.
– Сударь, - поспешил я поставить на место обнаглевшего пленника, - не забывайте о своём положении и потрудитесь воздержаться от оскорблений армии, в которой я имею честь служить. А по поводу 'лицом к лицу' - смешно требовать этого от противника, имея чуть ли не пятикратное превосходство в силах. Не находите?