Шпагу князю Оболенскому !
Шрифт:
– Ко мне это не относится, - махнул рукой Яков.
– А что касается кандидатуры на главную роль, у нас она теперь только одна.
– Кто же?
– спросил я, вставая.
– Тот, кто бывает в музее после его закрытия, тот, кто всем Дубровникам известен своими похождениями, тот, кого выгораживает тетка Маня.
– Черновцов?
Утром я зашел к Староверцеву. Едва мы с ним расположились погонять чаи, во дворе залаял Малыш и кто-то сильно постучал в окно.
– Сергей! Ты здесь? Выйди на минуточку!
–
– Мне надо идти.
– Слушай меня, - Яков сжал мне руку.
– Черновцов пропал. Похоже, скрывается.
– Как?
– Вот так. Я говорил с его женой. Что-то знает, но вовсю темнит.
– Как я слышал, он порядочный забулдыга. То, что он пропал, еще ничего не значит.
– Значит, Сережка, значит! Он не ночевал дома в день убийства - это раз. С женой у него нелады - два...
– Ну и что нам с этих неладов?
– А вот что: она его частенько выставляет из дома, и он ночует знаешь где?
– В музее? Тетка Маня привечает?
– Это еще не все. Его видели вчера. Вся морда сплошь синяком заплыла. А костяшки пальцев правой руки Самохина, помнишь акт, были сбиты! Я тебя вот о чем хотел попросить. Ты человек здесь новый, журналист: походи поспрашивай. Потом сочтемся.
– Ну разве что, - вздохнул я.
Неужели этот вздор может
поколебать наше счастие?
В. О д о е в с к и й
П я т н и ц а
Я отправился на розыски Черновцова, предварительно поставив Якову условие: с теткой Маней он должен говорить сам. Яков поморщился, но деваться ему было некуда. Позже он передал мне содержание этого разговора, и я привожу его здесь.
Тетка Маня, снова оказавшись в центре внимания, с готовностью отставила швабру и открыла было рот, но Яков опередил ее:
– Почему ваш сын ночует в музее?
– Дознались?
– ахнула она и заплакала.
– Дура я старая, бесом попутанная...
– Она плакала тоненько, монотонно и деловито, поглядывая птичьим глазком на Якова.
Он терпеливо ждал.
– Так как же?
Тетка Маня, причитая, добралась наконец до сути: "бесталанному" Черновцову жена-злодейка "не дает дома головушки приклонить бедовой, гонит его и в дождь и в ветер", и потому он заливает горе "зеленым вином".
– Подождите-ка, - приостановил ее Яков.
– Что-то я не пойму: гонит она его за то, что он пьет, или он пьет, потому что она его гонит?
– Знамо!
– Что знамо-то? Он пьет - она бьет? Эта схема?
– Наоборот, - тетка Маня прерывисто всхлипнула.
– Ерунда какая-то. Что у них за нелады, можете мне толком объяснить?
Тетка Маня осторожно оглянулась и лихо подмигнула Якову всей щекой.
– Тет-на-тет?
– На-тет, - уверил ее Яков.
Она снова оглянулась и шепнула так, что, верно, на улице было слышно:
– Гуляет он.
–
– удивился Яков.
– От жены гуляет.
Яков неосторожно выразил сомнение. Тетка Маня искренне возмутилась:
– Ты не смотри, что он сморчок на вид, - гордо сказала она.
– По нем все дубровнические бабы сохнут, даже библиотекарша с образованием у него есть.
– Она снова взяла швабру и стала похожа на сурового воина с копьем. Якову показалось: под носом у нее появились и круто поднялись гвардейские усы.
– Вот Нинка-то и зверует. А я уж его, сиротинку, привечаю.
– А во вторник сиротинка тоже в музее ночевал? Тет-на-тет.
Тетка Маня едва не хватила его шваброй.
– Ишь куда клонит! Хитер Вася - дуру нашел!
– Да какой я еще, к черту, Вася?
– Все вы не Васи, как до дела дойдет! Не ночевал он здесь! Я последняя ушла и никого здесь не оставила. Клянуся!
– И она стукнула шваброй в пол.
– Где он сейчас?
Тетка Маня не ответила, сурово поджав губы, молчала.
– А синяк? С кем он сцепился?
– Это ты уж у Нинки пытай. Ей лучше знать, с кем ее мужик цапается.
Дома Черновцова, конечно, я не застал, да на это и не рассчитывал. Его жена, миловидная женщина, худенькая и решительная, встретила меня сурово.
– Чего вам надо?
– Я, собственно, не к вам...
– Тогда и говорить нечего!
– И она повернулась ко мне спиной.
Я сказал ей, что я из газеты.
– Батюшки!
– всплеснула она руками.
– Достукался, паразит! Что ж теперь будет-то? На всю Россию ведь опозорится, нигде теперь не скроется.
– Это точно, - сказал я.
– Как бы мне повидать его? Поговорить. Может, еще и обойдется.
Она испуганно взглянула на меня.
– А ты его не обидишь? Нет? Тогда иди к свекрови. Он у нее в сараюшке от людей прячется. Не совсем еще стыд пропил.
Почему он прячется, у меня было другое мнение, но выражать его я, естественно, не стал.
– А где же эта самая сараюшка?
– У реки, за кладбищем, где огороды.
Ну что мне было делать? Якова искать?
За кладбищем, в редкой рощице, прятались серенькие домики с палисадниками, полными золотых шаров. Здесь пахло печным дымом, лаяли собаки и горласто перекликались петухи.
Ближе к реке, по берегу, выстроились тесным рядком сараюшки. У справного мужичка в синей в горох рубахе, который с удовольствием колол осиновые чурки, я спросил, где сарай тетки Мани. Он воткнул топор в пенек, засыпанный влажной щепой, и, достав сложенный книжечкой обрывок газеты, стал вертеть самокрутку.
– Черновцова никак ищете?
– спросил он, покусывая край листка.
Я промолчал. Мужичок, свернув такую аккуратную сигаретку, будто достал ее из новенькой пачки, пыхнул махорочным дымком.