Шпагу князю Оболенскому !
Шрифт:
– Странно, - вздохнул Афанасий Иванович, устало опускаясь в кресло. Кажется, все на месте, но кто-то посторонний все-таки был, что-то искал.
Яков вошел, бегло осмотрелся и остановился у сейфа.
– Ключи у вас?
– Да, да, - поспешил Староверцев.
– Вот они.
– Откройте и посмотрите.
– Здесь вообще порядок.
– Так, так, так, - проговорил Яков.
– Был, искал, но, - он поднял палец, - но очень осторожно, будто не хотел, чтобы догадались, что именно искал, да?
– Да, да, именно так и мне показалось. Вещи на своих местах, но заметно, что их трогали.
– Вы уверены, что ничего не пропало?
– С абсолютной уверенностью сказать пока не могу.
– Я тоже, - хмуро заметил Яков, снимая телефонную трубку.
После того как он вызвал эксперта, мы еще раз внимательно осмотрели музей, правда, без особых результатов, и вышли на заднее крыльцо.
– Это, видно, та самая "галдарея", о которой говорила тетка Маня? спросил Яков.
– Вы правы - это галерея, - поспешно ответил Староверцев.
– Она была построена над оранжереей. Та уже давно заброшена, ею много лет не пользуются. По преданию, она связывала дом с флигелем, где граф держал своих... м-м-м... наложниц. Он проходил к ним среди диковинных цветов и, видимо, считал это очень романтичным.
– Так, так, так... Ну что же, - неопределенно высказался Яков.
– Товарищ Щипцов...
– Щитцов, - поправил Яков.
– Ох, простите, у меня очень плохая память на имена, - смутился Староверцев.
– Скажите, пожалуйста, когда все это кончится?
– Скоро, - неожиданно ответил Яков.
Темнело. Яков включил свет, сладко потянулся и повалился на кровать.
– Ты бы хоть ботинки снял, - возмутился я.
– Они у меня чистые, не видишь?
– возразил Яков. Он поставил на круглый живот пепельницу (консервную банку), сунул в рот папиросу и заложил руки за голову.
Я был рад, что он оставил Сашу в покое. Тем более что Яков не из тех, кто легко и быстро признает свои ошибки. Но рассчитывать, что он скажет об этом вслух, не приходилось.
– Знаешь, о чем я думаю?
– Он смотрел в потолок и жмурил один глаз, морщась от дыма папиросы.
– Мы забываем, что у нас две взаимосвязанные задачи, не считая деталей: найти преступника и объяснить, каким образом он и Самохин попали в номер, так? Так. Вот мы и шли по этому пути, в такой именно последовательности. А если взяться с другого конца? Ведь обстоятельства убийства очень странные, необычные, и именно это дает нам серьезный шанс. Что, если попытаться решить вторую часть задачи? Пойти, так сказать, назад. Не приведет ли нас эта дорожка к главной цели?
Я молча слушал, не понимая, к чему он клонит.
– Вот смотри, по нашей схеме все время, пока Самохин находился в номере - живой или мертвый, - комната
– Ну?
– Ну-ну.
– Яков приподнялся, едва успев подхватить пепельницу.
– Как ты не можешь понять! Самохина ударили ножом именно в то время, когда в номере были люди. Улавливаешь? Постарайся понять разницу: Самохина ударили, когда в номере были люди, или - когда в номере были люди. Дошло?
– Нет, - честно признался я.
– Что-то уж слишком сложно.
– Напротив - очень просто. Самохина ударили в то же время, но в другом месте. Убийца и не был в номере. Самохин попал туда уже раненный, смертельно.
– Да, - насмешливо кивнул я.
– Его любезно подвезли на "скорой помощи", раз уж ему непременно хотелось умереть в моем номере.
Яков оставил без внимания мой выпад.
– Нет, он добрался туда сам. Если бы там был убийца, что помешало бы добить Самохина? Ведь в номере никого не было и он был заперт.
– Пожалуй, ты прав, - согласился я.
– Может, оранжерея?
– Может. Вход в нее должен быть из подвала музея. И ведет она прямо к флигелю, если судить по галерее.
– Посмотрим.
– Я тебе посмотрю!
– А что? Мне кажется...
– А мне кажется, что тебе надо быть поскромнее, чтобы вновь заслужить мое расположение, как выразился бы Староверцев.
– И все-таки: мне кажется, что оба происшествия - убийство и попытка ограбить музей - связаны между собой.
– Безусловно. У меня уже что-то складывается. Вот что, Серега...
– Яков, - взмолился я.
– Посмотри на часы. Я уже с ног валюсь.
– Черт с тобой, - сжалился Яков.
– Отдыхай, а я тут смотаюсь неподалеку на полчасика.
Я выждал некоторое время, потому что Яков имел скверную привычку возвращаться с полдороги, потом отыскал в его письменном столе фонарик и вышел на улицу. Предостережение Якова "не зарываться" вылетело из головы другая мысль не давала мне покоя, мысль об этой чертовой "галдарее".
Когда я подошел к музею, было совсем темно. Как в ту ночь, когда мне показалось, что я видел свет в его окне.
Пробраться в музей мне было нетрудно: кое-какой опыт, которым время от времени делились со мной мои "подопечные" во время работы в розыске, сослужил-таки мне добрую службу.
Свет я, конечно, зажигать не стал, только включил фонарик и, минуя зал с манекенами, спустился в подвал.
Довольно долго, спотыкаясь и поругиваясь, я лазил по подвалу, пока не нашел дверь. В самом дальнем углу. Похоже, что раньше она действительно была завалена, но не так давно кто-то старательно разобрал проход к ней.