Шпион, которого я убила
Шрифт:
– А я за рулем, – вздыхает Ева, подсаживаясь к ним. – Здравствуй, Маргарита… как там?.. Еще отчество было, я точно помню, сейчас… Францевна!
На смуглой шее Маргариты ловят свет люстр и перемалывают его в острые лучи настоящие крупные бриллианты.
– Девочки, а вы заметили, что Кармен хромает? – Маргарита хитро смотрит на Еву.
– Она провалилась на таком сооружении, вернее… сооружение упало, а Кармен провалила ногой площадку. – Ева с удивлением чувствует, что ей не хватает слов, и голова словно окутана тонкой щекотной паутиной.
– Наверняка ведь поранила ногу. Икру, да? – не унимается Маргарита.
– А ты не говорила, что у тебя есть знакомая ясновидящая, –
– Вас действительно это интересует? – оживилась Маргарита.
– Да. То есть уже нет, – махнула рукой Далила. – Еву должны были запереть в сундуке и утопить в море.
– Не надо, – слабо просит Ева.
– Не мешай. Только представьте, Марго, ее ведь действительно упаковали в сундук, сундук заперли и бросили в море! Так и было!
– К смерти это не имело никакого отношения, – улыбнулась Маргарита.
– Конечно, не имело, вот же она!.. – Далила показала широким жестом на Еву и опрокинула бокал. – Вот же она, сидит тут и злится на нас, потому что любит шампанское.
– А вы? – Маргарита повернулась всем телом к Далиле. – Что сказали вам?
– Меня сожрут мертвецы, – вздохнула Далила.
– Девочки, а вообще, как вы тут собрались вместе? – вмешалась Ева.
– Это я подошла к Далиле Марковне и сказала, что мы с вами коллеги и старые знакомые. – Маргарита покопалась в сумочке, достала огромные очки с обычными стеклами, нацепила их на нос, вздернула голову вверх и спросила строгим монотонным голосом: – Или вы, Ева Николаевна, скрываете от своей лучшей подруги, что опустились до преподавания в общеобразовательной школе?
На Еву теперь смотрела совершенно незнакомая женщина с опущенными уголками яркого рта. И помада, и легкий макияж на этом надменном лице смотрелись вызывающе уныло, дорогое ожерелье потускнело. Ева вдруг заметила, что глаза за стеклами – светло-коричневого цвета. Цвета не очень крепкого чая.
– Браво! – захлопала в ладоши Далила.
Маргарита сняла очки, легкой улыбкой красиво очерченного рта вернула лицу сообразность макияжа и прически, а бриллиантам – блеск.
– После педагогического института два года курсов при Щукинском, я помню, – вздохнула Ева. – Зачем тебе это?
– Разве я плоха как актриса? – удивилась Маргарита.
– А разве этому можно научить?
– О, из того болота комплексов и психологических проблем, которые меня одолели в детстве и юности, выбраться можно было только таким образом. Играть, играть и еще раз – играть! Почему Барычева играет Кармен в ее возрасте, при ее комплекции и с таким голосом? А вы через десять минут забываете и про возраст, и про комплекцию? Потому что она страстная стерва. Из всех певиц этого театра она самая страстная и самая стерва. А именно это и составляет основу образа Кармен.
– Кстати, про Кармен. – Далила огляделась, и глаза ее округлились. – Почему-то никого нет. – Она осмотрела вестибюль – совершенно пустой. У столиков буфетчицы собирали грязную посуду. – Как это?!
– Уже двенадцать минут идет спектакль, – посмотрела на часы Маргарита.
– Не может быть, а почему я не слышала звонков?
– Далила, вы же сами сказали: «Пойдемте посидим за бутылочкой шампанского, чтобы нам никто не мешал», – улыбнулась Маргарита.
– Ева! – Далила в испуге вцепилась в ладонь Евы на столе. – Я оглохла?!
– Оглохла, ослепла и потеряла ориентацию. Не пей с незнакомками шампанское.
– Я…
– Ладно,
– А я допью. – Маргарита вылила в свой бокал шампанское из бутылки.
Дело было в том, что Ева не переносила театр ни как средство подачи определенной энергии, ни как демонстрацию красоты. Ни разу еще ни один спектакль не убедил ее в искренности напрягающихся до сильного крика, слюно– и потоотделения актеров. Она никогда не могла отстраниться от жалости к актерам, играющим жизнь, в то время как жизнь вертит ими, безропотными, в своем одиночестве заблудившимися среди множества условных судеб. Ее завораживали танец и музыка, но ровно настолько, насколько хватало собственного внутреннего ритма, внутреннего ощущения соответствия этой музыки и этого танца тому, что чувствует она. Иногда Ева просто стыдилась удовольствия, получаемого от совпадения своего ритма и ритма движения или музыки, наигранной музыкантами, потому что рядом были посторонние люди со своими восторгами. А восторг, как считала она, – дело сугубо интимное.
– Ты не можешь представить себе, что огромная толпа совершенно разных людей, затаив дыхание, слушает одного певца? – интересовалась как-то на эту тему Далила.
– Могу. Но это же какое насилие над толпой, какая искусственная сублимация восторга!
– Это не насилие, это просто в одном месте собрались единомышленники, и восторг – один на всех!
Ева попросила не трогать ее личный восторг и не распределять его общественно.
Сейчас, сидя рядом с Далилой, она расслабилась и занялась анализом имеющихся в ее распоряжении фактов.
Итак, агент нашей разведки приходит на «Дон Кихота» с подработанной пленкой. Чтобы отследить потом связи агента американской стороны и условия дальнейшей передачи, ведь высокопоставленному чиновнику Коупу уже предъявлено обвинение. Агент «А» – брюнет, обменивается рукопожатием с агентом «Б» – блондином, после чего блондина убивают в туалете. При нем обнаруживается пленка, но совершенно не та, которую ему передал агент «А». На сцене танцует Хосе. Интересно, были ли в те времена у мужчин, да еще служащих в подобном государственном учреждении, такие же облегающие рейтузы, как на этом танцоре? Ева представила себе современную тюрьму и выход охранников в облегающих рейтузах, высоких сапогах, вышитых камзолах… Блондин, получивший пленку, был одет в точности так же, как и агент разведки. Получив пленку, он удивился, в растерянности побродил по залу, сел не на свое место, его потом согнали. Работница театра, «Н», забегает в мужской туалет, обнаруживает мертвого блондина и тут же, во время спектакля, пробирается именно на то место, где сидел агент «Б», объясняя это поисками сережки. Если предположить, что разведка действительно передала блондину подработанную пленку, а у него впоследствии обнаружили пленку с совершенно другими чертежами и формулами, то получается, что пленок было две. Куда-то делась пленка с подработанными чертежами, заготовленными разведкой.
На сцене теперь – тореадор, весьма артистично управляющийся со своим плащом, красной тряпкой и «разъяренным быком», которого… Ева отбирает у Далилы бинокль. Точно! – танцует женщина, в какие-то моменты игриво прикладывая к голове выставленные указательные пальцы, что должно, вероятно, изображать рога. Ева начинает смеяться. Далила толкает ее в бок локтем. Кармен рядом с новым своим возлюбленным – тонким, словно устремленным вверх изящным тореадором – кажется глыбой. Ева вздыхает, косится на Далилу, чтобы определить, насколько та отстранилась от размеров и возраста Кармен, чтобы впасть во всеобщий экстаз от ее голоса.