Шпион, которого я убила
Шрифт:
С неделю пришибленная увиденным Рита плохо понимала, что ей говорят, прогуливала школу и внимательно осматривала каждую особь мужского пола, попадающуюся ей на глаза. В субботу она пришла на работу к отцу. Сидела сначала за прилавком, разглядывая огромную разрубочную колоду, осыпанную осколками костей. Потом ушла в подсобку, где отец легко расправлялся с мертвыми тушами. Именно в подсобку и приходили те, которые покупали мясо «по блату». Отец уважительным шепотом разъяснял – «это домработница Ковалева, это – артист Михайлов, это – жена начальника милиции…». Четвертым пришел мужчина в кожаной куртке. Рита сразу почувствовала странное напряжение, как только увидела его обветренное лицо – смуглая кожа, натянутая на череп, веселые глаза цвета льда на солнце, тонкие губы и
«А что здесь делает хорошенькая нимфа? – спросил мужчина. Присел к застывшей Рите и приподнял ее голову за подбородок. – Ого, какие глаза! Да ты ведьма, крошка!»
Рита глаз не отвела, как под наркозом, она смотрела, не мигая, в светло-голубой лед, и мужчина первый засмеялся и отвел взгляд.
«Как тебя зовут?» – Он дернул ее на себя за руку, Рита встала и теперь смотрела в лицо мужчины снизу.
«Маргарита».
«Пощади, Марго, – засмеялся мужчина, – не смотри на меня так, а то я сомлею. Ну и дочка у тебя растет, – это он отцу, – просто чаровница какая-то!»
Мужчина расстегнул куртку и достал с шеи медальон. Рядом с металлической полоской, на которой были написаны буквы и цифры, болталась смешная крошечная птичка из разноцветных перьев. Он дернул и оторвал птичку. Протянул на ладони Рите.
«Вот тебе в память о нашей встрече. Вернусь из полета – обязательно приду свататься».
«Ты девчонке-то голову не мути, свататься он придет! – Отец размахнулся и одним ударом топора перерубил тушу посередине. – Ей тринадцать только!»
«А мне и нужна такая, чтобы вырастить свою судьбу. Чтобы с малолетства меня ждала, – подмигнул мужчина уже совсем успокоившейся Рите. – Возьмешь? Это не игрушка. Это была настоящая птичка, только маленькая очень».
Рита протянула руку и взяла чучело колибри. Она медленно закрыла пальцы, сжимая птичку сильней и сильней, пока вдруг с нею не случилось что-то странное. Перед глазами, как после долгого давления на веки, вдруг поплыли красно-синие круги, и птичка из ладони – живая, быстро-быстро мелькая крыльями, зависла у большого цветка, чуть касаясь его середины вытянутым клювом.
«Она не может сесть на цветок, у нее нет лап», – Рита перевернула птичку, рассматривая живот.
«Не нравится? Я тебе могу альбатроса привезти. Размах крыльев – три метра!»
«Нравится. Не надо альбатроса».
Отец шлепнул по металлическому столу пакетом с вырезкой. Мужчина уходил, оглядываясь.
«Военный летчик. Брат нашего председателя исполкома. Ты с летчиками поосторожней – летуны».
На следующий день с Ритой случилось то, что, как поняла она намного позже, все называют «оргазмом».
Игры с птичкой к вечеру стали грустными, потому что, повисев у цветка, птичка оказывалась в тонких силках. Марго выпускала чучело колибри из рук, отвлекалась на несколько минут, потом опять брала цветной комочек перьев, сжимала в кулаке, ожидая красивой картинки перед глазами, но, повисев минуту у цветка, птичка каждый раз оказывалась пойманной в тонкую сетку. И смуглая детская рука невидимого ей ребенка вынимала испуганную колибри и зажимала ей шею двумя пальцами, пока крошечное сердце не останавливалось. С каждым видением добавлялись новые детали. Царапины на смуглой руке, подробности устройства силков для ловли колибри, внутренность цветка, подтекавшего в глубине розовой чашечки каплями тягучего сока, и смутные очертания незнакомого города вдали – невысокие здания в утреннем тумане и бирюзовая кромка воды у белого песка.
Когда рука умертвила птичку в пятый раз, Рита затосковала и попробовала перестать думать про птичку. Она понюхала ее, поднеся к лицу, уверенная, что перья, провисев на груди военного летчика, должны сохранить в себе его запах. Закрыла глаза… И выпала из времени почти на полчаса.
Она увидела летное поле, странные самолеты с острыми загнутыми носами, оранжевую заправочную цистерну и совсем испугалась в беспамятстве, когда за стеклом шлема летчика, разворачивающего самолет на взлет, обозначилась тонкая полоска усов.
Как Рита поняла из переговоров с землей, самолет выполнял самый обычный тренировочный
«Они не успеют, – сначала прошептала Рита. – Они даже не успеют подняться в воздух, – прошептала она через тридцать секунд. – Они не будут взрывать самолет над городом».
Оцепенев в этом живом кино, Рита краем сознания понимала, что на самом деле она сидит на диване у себя дома, что на стене тикают ходики и играет с шариками от заколки для волос котенок-подросток. Но она слышала все, что пытался передать летчик, его сорванный криком голос звучал в ней сильно, до содрогания от страха и восторга. Восторг накатывал, ей казалось, что еще немного – и она умрет вместе с летчиком, вместе с любопытным мальчиком в ухоженном голландском дворе у длинного каменного дома с красной черепицей. Мальчик смотрел в воющее небо, прикрыв глаза от солнца козырьком ладони, и тоже не почувствовал ничего, кроме удивления и восторга от вида огромной надвигающейся махины. Рита услышала и мальчика в себе, он затаил дыхание и был уверен, что на него опускается космический корабль пришельцев. До последнего мгновения он ждал, что эта огромная воющая махина зависнет над ним, откроется люк… А последнего мгновения не было, его украла смерть, совершенно безболезненная, потому что была быстрей всех мгновений и мгновений мгновений… Раскрошенная черепица сыпалась и сыпалась с неба еще долго после падения самолета.
Риту обнаружила мать. Девочка лежала на диване, тяжело дыша, не откликалась и бессмысленно двигала закатившимися зрачками полузакрытых глаз. Ее ладони были зажаты между ног, врачи «Скорой», с трудом освободив руки Риты, сначала испугались странного пятна, а потом рассмотрели, что это просто игрушка – сплющенная птичка из ярких перьев.
В газетах, естественно, тишина, что и понятно для семьдесят девятого года, но отец вдруг сказал, что председатель исполкома закупает много мяса на поминки.
«Не придет твой летчик свататься», – грустно кивнул он за завтраком вдруг повзрослевшей и замкнувшейся в себе дочери.
«Я знаю», – сказала Рита.
Этот припадок кончился для Маргариты первым посещением психиатра. Пронаблюдав девочку две недели, психиатр – пожилая вздорная женщина – попала в аварию на дороге, а у Риты случился настоящий шизофренический сдвиг. И последующие два года ее лечили сначала в клинике, потом амбулаторно. Врачи бывали разные, профессионалы и люди случайные в психиатрии, но всем вместе им все же удалось убедить девочку, что она не является «смертельно заразной». К этому времени Рита уже поняла, что умирают не все, с которыми она в жизни встречается, а только некоторые, причем многие из этих людей ей совершенно не знакомы. Они приходят, маячат рядом несколько дней и пропадают. Она научилась не разговаривать с ними вслух, если рядом были люди, которые не видели кафаров. Она научилась отличать их от видений. Сначала кафары были очень реальны, некоторые дрались с нею до глубоких царапин и ссадин, которые врачи потом объясняли членовредительством больной девочки. Наступило время, когда Рита поняла, что чучело колибри изменило ее жизнь, и если она не справится с этими изменениями сама, то проведет остаток жизни со справкой об инвалидности или в психушке. Все надежды на профессионализм и опыт врачей иссякли. Последний – доктор наук, милейший старик – посоветовал ей записывать все, что говорят «эти невидимые люди», и Рита добросовестно составила целый сборник рассказов из особенно запомнившихся историй кафаров.