Шпион, который явился под Рождество

Моррелл Дэвид

Снег сыпал за ворот куртки, холодя оголенный затылок. Но Андрей почти не чувствовал холода, все его мысли сосредоточились на калитке. Он подобрался ближе, и прямо перед ним потянулись к небу кедровые сучья. Что-то в них не то. Что-то неправильное. Он не мог уйти, не проверив.

Подкравшись к самой калитке, Андрей опустился коленями в снег. Ноги тут же заледенели, однако он, не обращая внимания, почти прилип взглядом к калитке и коре на сучьях. Потом поднял глаза и осмотрел снежные шапки на ровно отпиленных верхушках штакетин.

Местами снег осыпался,

когда открывали и закрывали калитку. Это понятно. Тот, кто ее открывал, наверное, даже рукой должен был задеть — вот снег и стряхнулся…

«Задеть рукой», — повторил про себя Андрей.

Он напряг зрение, пытаясь рассмотреть поближе в бледном свете, отраженном снегом. Калитка открывалась внутрь, на левую сторону. Значит, входящий вполне мог обтереться об нее левым боком.

Присмотревшись, Андрей обнаружил темное пятно рядом с запирающей щеколдой.

Его охватило возбуждение. Пятно как раз на уровне руки взрослого мужчины. Проходя мимо, он этот отпечаток едва заметил и не придал значения, списав на неравномерную окраску дерева.

По нервам как будто электрический ток пропустили. Андрей коснулся пятна пальцем в перчатке и почувствовал, что оно мажется. Темная, густая полузамерзшая субстанция.

Цвет Андрею в полумраке разобрать не удалось, однако сомнений быть не могло: это кровь.

* * *

— Исламские террористы, Пол, благодарили Аллаха, когда вышли на русскую мафию. В странах Ближнего Востока боевики «Аль-Каеды» внешне ничем не отличаются от остального населения, которое всего-то и хочет, чтобы им дали жить в мире и спокойствии. Однако за пределами региона, когда они совершают операции в западных странах, им трудно слиться с толпой.

До одиннадцатого сентября они перемещались свободно. Мы привечали гостей. Мы были чисты и наивны. Теперь же ближневосточные террористы знают: любое мало-мальски подозрительное движение, и заводится досье. Поэтому им нужен кто-то, кто может делать грязную работу, при этом не выделяясь внешне.

Найти сообщников среди западных криминальных элементов не представлялось возможным. В конце концов, даже самый бездушный преступник инстинктивно старается в собственном гнезде не гадить. Я не о патриотизме говорю, Пол. Для такого контингента это слишком благородное понятие. И все же практически никто, насколько низко бы он ни опустился, не станет подвергать опасности свой родной угол — район, улицу, дом, квартиру. Элементарный инстинкт самосохранения.

Никто, Пол. Кроме одесской мафии. Связи со своей новой родиной они не чувствуют, поэтому на здешние свои дома им плевать. Если отвалят круглую сумму за подкладывание ядерной бомбы на Манхэттене — то есть заражение радиацией дойдет и до их Брайтона, — они просто снимутся с места и уедут, прежде чем взрывать. За деньги они готовы на все.

Да, работают они не только на «Аль-Каеду».

«Хамасом» тоже не брезгуют.

* * *

— Там, за забором, какой-то мужчина, — подал голос Коул.

Каган застыл, не застегнув до конца рубашку. Вряд ли его видно снаружи, учитывая тусклый свет ночника и задернутые занавески. Однако на всякий случай он отошел в глубь комнаты.

Обычно его пульс составлял около шестидесяти пяти ударов в минуту. Теперь же дошел до ста десяти и еще ускорялся. В груди теснило. Каган взял со стола парку, ощущая надежную тяжесть пистолета в правом кармане, и встал в арке между кухней и комнатой.

— Что ты видишь?

— Там какой-то мужчина, — едва слышно пролепетал Коул.

«Только один? — удивился Каган. — Ведь должно быть несколько». И тут же его осенило: наверное, преследователи разделились, чтобы прочесать большую площадь.

«А может, ложная тревога».

— Коул, не забывай, ты не должен подавать виду, что заметил. Любуйся снегопадом.

— Я не у самого окна. Он не знает, что я за ним наблюдаю.

— Как это?

— Сижу в кресле, от камина и елки далеко. Здесь темно, он меня не увидит.

— Точно?

— Ну я же просто пацан. Кто обратит внимание на пацана, прикорнувшего в кресле? Хотя видеть он меня точно не может.

— Что он делает?

— Просто прогуливался мимо. Как будто смотрит на гирлянды и снег. Теперь ушел.

— Может, и правда всего лишь вышел полюбоваться пейзажем. Кто-то из соседей.

— Мы переехали в начале лета. Я, конечно, всех соседей не помню, но этого точно здесь не видел.

— Может, он у кого-то в гостях. Опиши-ка его.

— Я не очень хорошо разглядел. Высокий — это-то видно. Широкие плечи. Шапка натянута по самые уши. Такая, по форме головы.

— Лыжная. — Каган почувствовал, как тень смерти прошла за спиной. — А куртка какого цвета?

— Она вся в снегу была… Кажется, темная.

— А шапка? Тоже темная?

— Тоже вся запорошена снегом. Непонятно.

«Нельзя, чтобы пареньку передался твой страх», — предостерег он самого себя.

— Правильно мыслишь, Коул. Если точнее ответить не можешь, лучше признаться сразу. Был один агент, который так стремился выслужиться, что вместо настоящего положения дел докладывал начальству то, что оно хотело слышать. Обернулось крупными неприятностями для всего мира… Откуда этот человек шел?

— Справа.

«С Каньон-роуд, значит», — сообразил Каган.

— Темная — как вы сказали? — лыжная шапка? У кого-то из тех, кто за вами гонится, такая же, да? Подождите, вот он снова идет. Теперь слева. Возвращается.

Кагану отчаянно хотелось войти в гостиную и, пригнувшись, самому глянуть в окно. Но он не смел так рисковать.

— Ускоряет шаг, — поделился наблюдениями Коул.

Каган понял. Преследователя — судя по описанию Коула, это Андрей — следы привели к этому дому, а тут он повелся на уловку Кагана и решил, что из дома ушел и потом вернулся один и тот же человек.